к оглавлению

   АВГУСТ, 4, ТРИДЦАТЬ ЛИГ ЮГО-ВОСТОЧНЕЕ ХРИССААДЫ, ЛАГЕРЬ РАБОВ

   Не так уж просто спрятать нового раба, если каждое утро и каждый  вечер
- обязательные переклички. Да еще если все вокруг - в цепях, а новичок  -
нет. К тому же - единственная  золотоволосая девушка  во  всем  громадном
невольничьем караване.
   - Роханка! - взвизгнула какая-то молодая пленница - из племени  хеггов,
судя по вытянутому лицу, заостренному подбородку и чуть раскосым глазам.
   - Роханка! - подхватили сразу несколько  голосов.  И по рядам  сотни
Серого (в которой на самом  деле, считая женщин,  было  почти двадцать
десятков невольников) прокатился глухой ропот: "роханка...", "роханка...",
"тварь...".  Вокруг  Эовин мгновенно  образовалось  пустое  пространство.
Женщины яростно шипели; мужчины косились ненавидяще.
   Эовин затравленно огляделась. Ее словно бы захватила чужая злая Сила  -
как только девушка очутилась среди рабов. Она толком даже не понимала, что
заставило ее тогда сделать роковой  шаг из зарослей навстречу  Серому.
Казалось - останься она там, в кустах, то сумела бы и уйти от погони,  и
отыскать спутников...  А теперь тащится  здесь,  среди толпы  вчерашних
врагов, среди тех, кто люто  ненавидит ее победоносную родину,  разливы
степей зеленого Рохана, и гордый, вечный бег белого коня на  ее  стягах...
Эовин чувствовала, что лишь сабля, с которой она так и  не  рассталась  -
только упрятала глубоко в лохмотья, коими в изобилии снабдил ее  Серый,  -
лишь сабля удерживает остальных невольников от того, чтобы немедленно не
наброситься на нее - раз уж сотник не дозволяет выдать ее охране...
   Ночью Эовин боялась спать. Что спасет ее, беспомощную, если все  эти
грязные хегги, ховрары и прочие  дикари, затопившие в  злые  годы  войны
западные земли, если в темноте они внезапно бросятся на нее? Не помогут ни
сабля, ни короткий кинжал, что она прятала за широким поясом.
   Серый это заметил. Когда после первой проведенной без сна ночи Эовин,
пошатываясь, встала в строй, он тотчас оказался рядом.
   - Не спала, - сказал он, ни о чем ее не спрашивая.  - Хорошо.  Сегодня
ляжешь рядом со мной.
   Эовин густо покраснела - ей, деве-воительнице, прямо  говорят:  "Ложись
со мной!"
   Серый коротко взглянул - и Эовин отвела глаза. Он все понимал. Молча,
без слов, с одного взгляда. И его ответный взор - чуть насмешливый и в то
же время успокаивающий. "Не глупи, девочка, -  говорил этот взор.  - Не
глупи".
   На  женщину сотника  никто,  конечно,  не  дерзал   посягать.   Серый
поддерживал твердый порядок. Два или три раза в самом начале он  пустил  в
ход кулаки - и даже самые здоровые, сильные мужчины падали без чувств, как
подкошенные.
   Золотые волосы Эовин были теперь густо покрыты серой  засохшей  грязью.
Все лицо тоже размалевано серым. На ногах  и руках  звякали кандалы  -
правда,  ненастоящие.  Цепи  - опасное  оружие  в умелых руках,   и   в
невольничьем войске они так просто не валялись где попало; но Серый и  тут
преуспел. Добытая им невесть где цепь была старой и ржавой,  без железных
браслетов, и пришлось  просто  обкрутить ее вокруг щиколоток. Обмануть
харадрима это могло лишь издалека...
   Серый ни о чем не спрашивал девушку. Защищал - да, оберегал -  да; но
совершенно не интересовался ни ей самой, ни тем, как она оказалась здесь,
в харадских лесах, за сотни лиг от Рохана... И Эовин не выдержала:
   - Куда мы идем?
   Был вечер. Лагерь устраивался на ночлег.  Тракт миновал  редколесья  и
уходил все глубже в дремучие, жаркие чащобы,  где деревья  взносились  к
самому поднебесью. Да какие деревья! Никогда доселе Эовин не видала ничего
подобного. Кора тонула в море опутывавших стволы лиан, с  яркими, сочных
красок цветами. Темно-зеленые мясистые листья, казалось, расталкивали друг
друга, жадно стремясь к  солнцу. Царила духота -  и было очень  сыро.
Тхеремские проводники несколько раз обошли все войско, предупреждая:  как
бы ни хотелось, пить можно только ту воду, что привозят в  бочках. Лесные
ручьи и речки, такие милые и ласковые на вид, таят смерть...
   Чем дальше на юг, тем меньше шансов вернуться домой, тем меньше шансов,
что мастер Холбутла и его друзья отыщут ее...
   - Куда мы идем?
   Эовин лежала на голой земле. Рядом на спине,  скрестив  руки  на  груди
(странная, неудобная поза!), вытянулся Серый.
   Он не ответил. Лишь чуть заметно повел головой. Мол, не все ли равно?
Сейчас ничего не изменишь.
   - Я не могу так больше! - вырвалось у девушки.
   - Никто не может, - негромко проговорил Серый, - но все идут.
   - Куда? Куда же? Что там?!
   - Там война. - Серый лежал совершенно неподвижно, точно неживой. - И мы
будем сражаться... за Великий Тхерем.
   Непонятно было, говорит он всерьез или нет.
   - Война? Но разве можно воевать в цепях?!
   - Значит, мы будем первые, - невозмутимо ответил бывший рыбак.
   - А оружие?
   - Думаю, нам придется отбивать его у врагов. Так  что твоя сабля  нам
пригодится.
   - Отбивать? - не поверила Эовин. - Голыми руками?
   Серый не ответил.
   Спускалась ночь.  Далеко  на  юге,  за  лесом,  по  краю  неба  плясали
исполинские белые молнии - но в лагере не слышали и  малейшего намека на
раскаты. Странная какая-то гроза...
   Эовин ежилась, точно замерзая - хотя вокруг растекся  горячий,  душный,
пропитанный зловонием гнилых болот воздух. Неподвижный,  жаркий  - словно
недобрый дух этих мест, что злобно взирал на вторгшихся в его владения;  и
человек напрасно старался отыскать хоть малейшее дуновение.
   Девушка сжалась, закрывая голову руками. Дура, дура,  несчастная  дура!
Возомнила о себе...  Как красиво  все получалось в  мечтах! Сверкающий
доспехами строй пехоты, всесокрушающей лавиной  несущиеся конные полки,
копья и стрелы, тела поверженных врагов - все, как одно,  отвратительные,
нелюдские, - и она, в кольчуге, обтекающей тело, точно вода,  с подъятым
мечом несущаяся во весь опор на разбегающиеся от одного ее вида вражьи
полки... И что же вместо этого? Сперва - похищение и плен, сераль  владыки
Тхерема, потом Тубала, вытащившая  Эовин из ловушки, точно  котенка из
проруби, потом мастер Холбутла и его друзья, для  которых она  оказалась
лишь ненужной обузой, нелепое бегство и венец всему - караван рабов!
   Конечно, Эовин шла не в цепях. В любую ночь она могла попытать  счастья
- заросли призывно темнели совсем-совсем близко. Однако девушка знала, что
на сей раз далеко  ей  не  уйти. Караван  тщательно охранялся. И  пусть
тхеремских стражников насчитывалось и не столь много, главную  опасность
являли летучие  отряды  охотников со специально натасканными псами  и
соколами - именно они не давали караванам разбежаться  по  дороге. Те,  у
кого хватило дерзости попытаться скрыться, поплатились  сполна. Желающих
последовать их примеру сыскалось не много.
   И потом... эти леса... Неведомые, непонятные, где смерть подстерегает
на каждом шагу, где не знаешь ни одного дерева, ни одного куста, ни  одной
былинки, где не ведаешь, что поесть,  куда  преклонить  голову, чтоб не
проснуться уже в утробе ночного добытчика...
   А еще оставался  Серый.  Не  мигая,  его жутковатые глаза  частенько
задерживались на Эовин - и тогда  девушку тотчас охватывал  озноб.  Она
злилась на себя за собственную слабость: дрожать?  С чего бы?  Серый не
казался ни великаном, ни силачом, ни особо злобным.  Куда  как немолодой,
совершенно седой... он,  наверное, сгодился бы в  старшие братья отцу
Эовин... Ничего не было в нем особенного, в этом Сером: лицо как  лицо,
глаза как глаза, чуть-чуть блекловатые, уже начавшие выцветать к старости,
а вот зыркнет -  и все  равно страшно. Странный он какой-то...  будто
неживой.
   Однако рыбак неведомым образом ухитрялся держать в узде все две  сотни
доставшихся ему в подчинение душ. Хватало взгляда, двух-трех слов - и все.
В сотне Серого никто не дрался за  скудный паек,  не  чинил насилия  над
женщинами, как в соседних отрядах, - немолодой уже вожак странным  образом
поспевал всюду. Эовин оставалась цела и невредима только благодаря ему.
   Девушка ни с кем  не  разговаривала.  Спину жгли ненавидящие  взгляды
невольников, словно она, рожденная в Рохане, виновна была в их пленении. И
если даже она и попытается сбежать - то желающих донести об этом охране
тотчас найдется более чем достаточно. Тут даже Серый не поможет...
   Ночь, раскинув во весь небосвод громадные крылья, пала на притаившийся
лагерь, точно филин на летучую мышь.
   Эовин закрыла глаза. Будь что будет.


   АВГУСТ, 5, РАННЕЕ УТРО, ЦИТАДЕЛЬ ОЛМЕРА

   Коротко блеснув, меч врезался в бок сшитого из трех бычьих шкур мешка,
доверху наполненного песком, по которому обычно лупили кулаками  и ногами
новобранцы, обучаясь драться без оружия. Песок ловит и гасит любой размах,
но рука, что сжимала меч,  оказалась сильнее. Лезвие рассекло "свинью"
надвое: верхняя часть осталась болтаться на веревке, нижняя шлепнулась под
ноги мечнику. Песок расплескался в разные стороны.
   - Ты видишь? - проговорил скрипучий, холодный голос.
   На широком дворе воинской школы, еще пустом и тихом, возле болтавшихся,
точно висельники, кожаных мешков с песком, стояли двое воинов. Один,  еще
далеко не старый, высокий, статный, в богатой, хоть и несколько  Помпезной
для скромного городка одежде: малиновый, шитый  золотом плащ,  ярко-алая
рубаха, отделанный рубинами пояс тангарской работы, багряные же замшевые
сапожки с отворотами - отвороты украшены тонкими золотыми цепочками, за
поясом - неожиданно простой меч, в потертых черных ножнах  и с  ничем не
украшенным эфесом. Рядом с одетым в алое молодым красавцем стоял кряжистый
горбун - в старой, потертой боевой кожаной куртке, черном плаще  и черных
же сапогах грубой кожи. В  руке  горбуна замер  странный  изогнутый меч,
совершенно не похожий на западные.
   - Я не слепой, - раздраженно бросил человек в красном. - Ну и  что ты
хотел доказать мне этим, Санделло? Ты нужен мне здесь. И я запрещаю тебе
покидать Цитадель! Вообще, не пойму, как  тебе  могло такое  взбрести  в
голову? Скоро осень, дорваги хлеб уберут - и куда, скажи мне, пожалуют? Не
сюда ли?
   - Не надо было трогать ту девчонку, Олвэн. -  Взгляд  прищуренных глаз
вернейшего Олмерова сподвижника был тяжел.
   - Повелитель Олвэн! - резко поправил тот старого мечника.
   Тонкие, бескровные губы горбуна чуть заметно  дрогнули. Ледяные  глаза
почти совсем закрылись.
   - Не надо было трогать ту девчонку, _повелитель_  Олвэн.  Она все-таки
дочь дорвагского старшины.
   - Ты будешь учить меня, старик? - вскинулся сын Короля-без-Королевства.
   Санделло очень медленно и аккуратно спрятал меч. Выпрямился,  насколько
позволял горб, провел коричневой плоской ладонью по изрезанному  морщинами
и шрамами лбу. Перевел дух.
   - Если _повелителя_ Олвэна я более не в силах ничему  научить -  зачем
тогда держать меня здесь?
   - А кто будет командовать?! - возмутился Олвэн. - Может, эти сосунки? -
Он раздраженно мотнул головой, указывая на воинскую школу.
   - _Повелитель_ Олвэн, коему уже не  нужны мои  уроки,  конечно же,  -
невозмутимо парировал Санделло.
   Тот помрачнел и закусил губу. Очевидно, скрывать свои чувства нынешний
правитель Цитадели Олмера считал излишним.
   - Мне одному не справиться. Необходим ты -  чтобы ударить  в нужный
момент! Кто лучше тебя определит это?
   - Значит, _повелитель_ Олвэн отказывает мне в моей просьбе? -  холодно
осведомился горбун.
   - Отказываю, отказываю, неужто не ясно?  - фыркнул  Олвэн.  -   И
разрубленный тобой мешок - лишнее подтверждение тому, что отпускать тебя -
все равно что сыпать золото в дорожную пыль!
   Угол  тонкого рта  слегка  дрогнул.  Неловко поклонившись,  Санделло
повернулся спиной к Олвэну и зашагал  прочь,  совсем  согнувшись  и даже
как-то скособочившись - кончик ножен оставлял в пыли узкий прочерк.  Олвэн
некоторое время, скривившись, точно от зубной боли, смотрел вслед  старому
воину, а затем резко свистнул. В воротах появился вершник, державший  под
уздцы коня повелителя.


   АВГУСТ, 8, ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ХАРАД

   ...Как трепещет, как бьется и горит это незримое, спустившееся на землю
солнце! Там, впереди, за вознесшимися к небу гребнями гор, за широкими
пространствами лесов, за топями и реками, за стенами и крепостями, - там,
на Юге, пылает оно, и от его лучей нет ни спасения, ни укрытия.  Пока  еще
не все замечают их - но с каждым днем они проникают все дальше и  дальше.
Настанет час, когда они достигнут самых отдаленных уголков Средиземья -  и
тогда уже не спасется никто. Не станет ни "светлых"  ни  "темных", ни
хороших ни плохих, ни добрых ни злых, ни эльфов ни орков - потому что  все
живое сойдется в чудовищной истребительной битве, еще более страшной,  чем
Дагор Дагоррат, потому что эта - в отличие от Последней  Битвы -  будет
совершенно бессмысленной, беспощадной и закончится, лишь когда падут  все
до единого бойцы, ибо каждый станет сражаться со всеми. Но что  же  такое
тогда этот Свет? Из какой потаенной топки Мелкора - или Ауле - льется  он?
Кто, как и, главное, зачем возжег его там, в дальних  пределах, с  какой
целью? Неужто и впрямь - очистить землю от всех, кто живет на ней?..
   Хоббит открыл глаза. Стояла глубокая ночь.  Возле крошечного костерка
притулился Маленький Гном - обнаженный меч  поперек колен. Над  головой
перекликались голоса неведомых птиц.
   - Малыш! - Фолко приподнялся на локте.  - Хватит носом  клевать!  Иди
ложись. Моя стража начинается.
   Маленький Гном не заставил просить себя дважды. Проворчав нечто вроде:
"Все спокойно было!" - он покинул пень около костерка, шагнул  в сторону,
повалился на освободившееся одеяло и мгновение спустя засвистел  носом во
сне.
   Хоббит  обошел  кругом  их  небольшой лагерь.  Кхандец Рагнур   спал,
растянувшись,  точно готовый  к прыжку дикий  зверь леопард  -   Фолко
доводилось видать их в чудом  избежавшем  разорения замке  Этчелиона.  И
хоббит знал, что проводник вскочит на ноги, готовый  к бою, едва вражьи
поимщики только-только шумнут в отдалении. Торин, сын Дарта, тоже  спал  -
то-то удивились бы надменные старейшины Халдор-Кайса,  кабы  узнали, куда
занесло шалопутного подданного! Пальцы Торина и сейчас не разжимались  -
даже сонный, он держал наготове топор. Губы гнома едва заметно шевелились,
произнося чье-то имя; всегда, все эти десять лет, - одно и то же,  одно  и
то же...
   "Мы пока еще держимся, - подумал Фолко. - Безумие словно  бы  отступило
от нас. Один раз попробовало - и отступило... Что  же  нас держит?  Какой
талисман? Клинок Отрины? Перстень Форве?.. Или что-то еще?.."
   Он размышлял -  а глаза  и уши, не требуя вмешательства  сознания,
всматривались и вслушивались, ловя едва заметные шевеленья  ночных  теней
или подозрительный шорох среди мерного дыхания ночного  леса. Все  вроде
спокойно, но... что-то не  так.  Вроде бы до харадских  постов  далеко.
Погоня?.. Нет... Хотя после того, как их взяли врасплох  - когда  пропала
Эовин, - разве можно себе доверять?.. Хоббит сурово корил  себя  за  тот
случай - как он мог проморгать! Ну да теперь уж ничего не  поделаешь.  Они
вырвали Эовин из харадских лап один раз, второй  - уже  не  удалось...  И
чтобы сохранить хотя бы остатки чести, надо отправляться на  Север,  туда,
где рати Эодрейда и  Морского  Народа  сошлись в  смертельной схватке  с
обитателями минхириатских равнин... С  врагами...  Полно!  - хоббит даже
ударил себя по колену. Опомнись! Какие они враги! Врагом был Саурон... был
Олмер... А хазги, хегги, ховрары  и прочие -  несчастные, ослепленные,
сведенные с ума прорвавшимся с Юга Светом... Ложным, конечно же, Светом  -
Светом раскаленных щипцов в руке палача. Светом, который  зажгло  черное,
отвратительное чародейство. И он, Фолко, должен во что  бы  то  ни  стало
добраться до того затейника! Во что бы то ни стало! А  иначе...  убивать
этих бедолаг только для того, чтобы не убили тебя самого...
   Хоббита прошиб холодный пот.
   Потому что это страшнее, чем Саурон. Страшнее, чем даже Олмер  - тот,
случись ему победить, непременно пошел  бы  путем Ар-Фаразона  Золотого,
последнего нуменорского  владыки,  не  более;  а вот  если  светоч  будет
продолжать заливать Средиземье своим незримым ядом... Проклятье, ты один в
глуши, и не у кого спросить, и нету больше ни Радагаста, что направит тебя
на след, ни мудрого Форве, ни Великого Орлангура, что в  равнодушии  своем
помогает всем -  и правому  и виноватому,  лишь  бы  не  остановилось
коловращение Миров... Все, никого нет. Перстень принца Авари хоть и  ожил,
да не совсем - до Вод Пробуждения не дотянуться...
   Вновь, как и в дни Погони за Олмером, - отвратительная серая Мгла перед
тобой. Можно рубить ее мечом, можно пронзать стрелой  - все  бесполезно.
Остается только одно - брести на ощупь.
   В висках стучала кровь. Предбоевая ярость горячила душу,  вливая  новые
силы. Фолко замер, сжав кулаки и сильно прищурив глаза. Ему казалось,  что
мрак вокруг него медленно сменяется серым полусветом,  что он словно бы
воспаряет над землей - без всякого Древобородова питья. Лес остался внизу;
стволы истончились, превратившись  в жутковатые подобия  скелетов   с
растопыренными костями рук-ветвей. Хоббит поднимался все выше и  выше  и
видел: чащобы вокруг пусты, только хищное зверье шарит в поисках  добычи;
тхеремская погоня где-то заплутала.
   Правда, не вся. Один-единственный всадник продолжал упрямо тащиться по
следу беглецов. Тонкая, с  виду  хрупкая фигурка, никак  не  похожая на
харадского воина... Неужто все та же настырная Тубала?..
   Впрочем, она пока еще далеко. Посмотрим лучше во-он туда...
   Стоп! А это что еще такое?! Дорога? Да... именно так... И... и люди на
ней! Тхеремское войско? Знать бы, куда направляется... Хотя нет, путь идет
куда угодно, лишь бы подальше от границ обескровленного, на  одном колене
стоящего Гондора... И... снова стоп! Там, на дороге!
   Хоббиту показалось, что он лишается рассудка. Там... там, среди  серой
неразличимой толпы, вдруг молнией сверкнули золотые, струящиеся,  подобно
пламени на ветру, волосы Эовин! Покрытые грязью для отвода глаз - но разве
обманешь эльфийский перстень?


   АВГУСТ, 9, ВЕЛИКИЕ СТЕПИ, ДОРОГА ОТ ЦИТАДЕЛИ ОЛМЕРА НА ЮГ

   Выносливая  лошадка неспешно рысила все  вперед  и   вперед  -  по
беспредельности великих истерлингских степей. Многие, слишком многие ушли
из этих мест в поисках лучшей доли на Запад, под знаменами короля  Олмера;
назад возвратились немногие. Большинство уцелевших осели в Арноре, основав
новое  королевство.  Семьи мало-помалу  тоже  перебрались на Закат,   а
оставшихся здесь, верных дедовским обычаям, было слишком мало, чтобы степь
вновь темнела бы от бесчисленных табунов. Стоянки попадались редко, и  еще
реже встречалась на них молодежь. Старики, хоть и не обделенные добычей,
смотрели на гостя хмуро, едва-едва цедя  сквозь  зубы  положенные  законом
гостеприимства слова. И  это притом,  что каждый в  этих  краях знал
странника.
   Горбуна Санделло.
   Он уехал из Цитадели ночью, обманув  бдительных  сторожей. Мальчишки!
Разве таким его сторожить! Эх, Олвэн,  Олвэн...  Решил бить -  так бей.
Посади в темницу, закуй в цепи, а не ставь безусых парней, уверенных,  что
горбатый мечник своим клинком только и может, что мух отгонять.
   Бледные губы чуть искривились в некоем подобии улыбки. Он не убивал тех
дураков из охраны. Одному хватит распоротого бедра,  а другому  - плеча.
Мясо молодое, зарастет. "А в кость я бы и не попал" - так, наверное,  мог
подумать Санделло в тот миг, когда рука его коснулась  висевшей  на  поясе
пары метательных ножей.
   Его боялись. Молва летела, далеко обгоняя старого воина.  Ему уступали
лучшее место в шатрах. И сам он, раньше умевший спать на любом  холоде  и
ветру, волей-неволей тянулся теперь к теплу.
   Он почти ничего не говорил. Молча принимал  угощение, и  казалось, не
задевают его ни колючие взгляды, ни  дерзкие слова  - на самом  пределе
дозволенного древним обычаем. Он лишь клал поперек колен  длинный меч  в
шершавых древних ножнах - а за спиной у горбуна  намертво  приторочен  был
другой клинок, плотно закутанный в серые тряпки.
   Иногда он останавливался  на  вершине какого-нибудь  холма и  надолго
замирал, вглядываясь в горизонт на севере. Но -  ничего, кроме  травяного
моря да неба, что сливалось там, в заокраинной дали, с Великой  Восточной
Степью, он не видел. Порой можно было разглядеть немногочисленные  фигурки
всадников, всегда обремененных вереницами вьючных  лошадей или  даже
высокими телегами - истерлингский род  перебирался на новое  место.  Кто
поверил  бы, что  еще совсем   недавно   из  этих   мест  выплеснулась
всесокрушающая волна небывалого нашествия, опрокинувшая и похоронившая под
собой казавшиеся вечными закатные державы?.. Да и  то  сказать,  Гондор-то
так до конца и не добили...
   Стоянку истерлингов удавалось отыскать не каждый вечер, и тогда горбун,
кряхтя,  устраивался на ночлег в  каком-нибудь  укромном  распадке  или
заросшей балке, чутьем, что не уступало звериному, безошибочно  отыскивая
воду. Он шел одвуконь;  напоив  лошадей,  быстро  ел, что  придется, из
запасов, не разводя костра. Нестреноженные кони охраняли хозяина  лучше
самых свирепых сторожевых псов.
   Тьма откатывалась под ливнем солнечных стрел - но еще раньше Санделло
забирался в седло. На бледном лице горбуна живыми были только глаза, одни
лишь глаза. Все остальное - неподвижная, мертвая маска.  Он  не  улыбался.
Его не радовала ни зелень равнин, ни посвист мелких птах, ни катящиеся под
ветром волны травяного моря. С  годами  горбун  еще больше высох, щеки
ввалились, нос заострился; на голове - одна лишь седина, да и той, смешно
сказать, почти не осталось. К честным боевым шрамам  прибавились морщины;
старик стариком, такому только и  сидеть  на  теплой  кошме да шевелить
беззубыми деснами, перетирая поданную женой младшего внука кашу...
   И мало кто знал, что взор горбуна так же остр, как и в  дни молодости.
Что руки его, ни единого дня не знавшие праздности, с  легкостью разогнут
подкову, свернут трубочкой монету, завяжут узлом гвоздь; что  метательный
нож попадает в узкую прорезь шлема с двадцати шагов; и что за десять лет,
минувших после гибели Олмера, горбун Санделло ни разу не был  побежден.
Никем и никогда. Кроме... кроме тех троих, но об этом лучше не думать.
   "Олвэн... Ну с тобой  мы  еще встретимся,  дурачок.  Встретимся  - но
как-нибудь потом..."
   Санделло ехал на юг. Один. Но - с двумя мечами.


   АВГУСТ, 9, ВЕЧЕР, ЮГ ХАРАДА

   - А я говорю - там она! - Фолко даже притопнул ногой. -  Видел я  ее,
понятно?
   - В харадском войске? - Малыш недоверчиво поднял бровь. -  Спятил  ты,
брат хоббит. Мало того что с привала нас сорвал и уже целый день напрямик
через чащобы тянешь - так еще и заговариваешься! Как она может оказаться в
войске?! Да ее тотчас растерзали бы!
   - Значит, не растерзали, - отрезал хоббит.
   Малыш аж руками всплеснул; остальные же, а именно Торин  и Рагнур,  с
любопытством прислушивались к их перепалке.
   - Там как раз проходит воинская харадская дорога, - заметил кхандец.  -
Я эти места знаю плохо, но уж про Тракт - не ошибусь. Так  что могут  и
тхеремцы быть, очень даже могут. И Эовин тоже, если ее поймали не охотники
правителя - да разорвется его брюхо от несварения! - а обычные  _аптары_,
воины.
   - Не пойму я, Малыш, - ты что же,  предлагаешь ее здесь  бросить?  -
наступал тем временем Фолко.
   - А будто ты не решил ее бросить, когда мы  все к  Морю  повернули!  -
огрызнулся Маленький Гном.
   Фолко мучительно покраснел. Вроде и сам понимал,  что не было у  них
другого выхода - разве что  возвращаться  в Хриссааду, в  разворошенное
осиное гнездо, себе на погибель, в надежде, что схваченную беглянку все же
вернут в дворцовое узилище. Уж не струсил ли ты, хоббит?!
   - Решили. Верно. А теперь, мыслю, можно ее спасти.
   - А если показалось тебе? Или что-нибудь завтра на Водах  Пробуждения
привидится? - не унимался Маленький Гном. - Туда потащимся, что ли?
   - Вот когда на Водах Пробуждения что-нибудь привидится, тогда об этом и
поговорим, - нахмурился Фолко. - А пока - пара дней ходу!
   Малыш пожал плечами:
   - Да мне-то что... Помнится, мы, правда, в Рохан торопились,  на  войну
успеть - но да ладно...
   Кровь бросилась Фолко в голову.
   - Уж не хочешь ли ты сказать, что я струсил?!
   - Вы что, вы что? - взревел Торин,  мигом бросаясь вперед.  - Фолко!
Строри! Рехнулись оба, не иначе, от Света от этого!
   Малыш плеснул себе в лицо несколько пригоршней воды.
   - Попробуй - здорово помогает, - мрачно буркнул он хоббиту. - Нет,  это
что ж за дело такое - неужто и впрямь мы друг дружке в горло вцепимся?
   - Не будем себя в руках держать - точно вцепимся, - в тон ему  обронил
хоббит.  - Хорошо еще, пока остановить есть кому...  А ну как  все
поддадимся?
   - По-моему, просто спорить не нужно, - рассудительно заметил кхандец.
   - Это как? - оторопел Строри. - А ежели я, к примеру, не согласен?
   - Засунь себе в рот рукоять топора. Нельзя больше спорить, понимаешь? Я
должен вывести вас к Морю - тут нечего со мной спорить. А  до  этого надо
выручить девчонку - в который уже раз... Если мастер Фолко  считает,  что
она - в тхеремском войске, значит, надо идти. Если это не она - мы просто
потеряем четыре дня. Тяжело, но не смертельно. Если же это она...
   - Потеряем головы... может быть, - криво усмехнулся Малыш. - Хотя - на
все воля Махала!  Ты  знаешь  дорогу, Рагнур?  Тогда веди,  пока  я не
передумал!


   АВГУСТ, 10, ЛАГЕРЬ РАБОВ

   Жутковатый путь через леса кончался.  Еще два, самое  большее,  три
дневных  перехода  - и  дорога  вырвется  из  лесных  тенет на просторы
благодатных степей. Там, среди бескрайних разливов травы, новоиспеченным
защитникам Тхерема и предстоит принять свой первый бой... в цепях.
   По забитой невольничьими караванами дороге двигались  не  только  рабы.
Ширя шаг, маршировали пешие отряды, неслись конные сотни  - но их было
мало, очень мало. Вся тяжесть первого удара  должна  пасть на нестройную
толпу взятых в Минхириате рабов. О враге тхеремцы не говорили ни слова;  и
мало-помалу рабы начали роптать. Где обещанное оружие? Где нормальная еда?
Идти осталось всего ничего, а многие все еще еле передвигают ноги!  Какие
из них воины?
   Эовин мало-помалу пришла в  себя. Рожденная  в Рохане,  сызмальства
приученная к седлу, она не сломалась, не погрузилась в тупое безразличие,
как многие из ее товарищей по несчастью. Когда схлынуло оцепенение первых
дней и даже взгляд Серого, казалось, утратил свою силу, Эовин  вновь -  и
уже всерьез - задумалась о побеге. Для чего гонят в  сражение  такие орды
невольников? Не делить же добычу с тхеремцами, ясное дело... Может,  враги
харадримов окажутся друзьями?  Впрочем,  на   такое   рассчитывать  не
приходится. Нет, у нее теперь только один путь -  на  север,  к Гондору.
Правда, через необозримые  пространства  враждебного Харада -  но  Эовин
сильно подозревала, что на войне у нее не окажется и  этого ничтожного
шанса для побега.
   Она начала припрятывать хлеб. Осторожно, чтобы не увидели другие - и  в
первую очередь женщины. Накинутся всем скопом - не убивать же их... Втайне
Эовин надеялась уговорить бежать с ней и Серого.
   Почти каждый день меж невольниками вспыхивали яростные ссоры, тотчас
переходившие в потасовки. Харадские стражники не вмешивались -  однако  и
они становились все злобней. Малейшее подозрение - и  невольник рисковал
получить копье в брюхо. На лагерь словно опускалась незримая сеть безумия.
   Вечером, когда усталый караван наконец-то остановился (конные харадримы
с непонятным ожесточением заставили невольников отшагать еще  добрых  две
лиги, прежде чем разрешили разбить лагерь), Эовин улучила момент и хотела
осторожно коснуться локтя Серого.
   Он стоял спиной к ней, но, казалось, видел все, что творилось  вокруг:
сотник заговорил, обращаясь к девушке, за  миг до того,  как ее пальцы
коснулись его руки:
   - Хочешь бежать?
   Эовин опешила. Это было сказано негромким, будничным голосом, спокойно
и безо всякого интереса.
   - С тобой, - собравшись с силами, выдавила она из себя.
   Серый вздохнул, опуская голову, словно раздосадованный  непонятливостью
ученика учитель.
   - Ты побежишь навстречу медленной и лютой смерти, - устало проговорил
он. Губы его едва  шевелились, и  стоявшей  чуть  ли  не  вплотную  Эовин
приходилось напрягать слух, чтобы разобрать хоть слово. -  Отсюда  можно
спастись, только если смотреть вперед, а не назад. Обратно дороги нет. Там
еще более верная смерть, чем от стрел и копий врага, что на юге.
   - Но... нас ведь гонят на убой! - выдохнула Эовин.
   Серый поднял голову, и девушка невольно отшатнулась  в сторону; зубы
сотника  оскалились, точно  у почуявшего добычу волка. Блеклые  глаза
внезапно потемнели,  а неширокие  плечи развернулись,  словно  наливаясь
силой. Перед испуганной Эовин стоял совершенно другой  человек -  жуткий,
беспощадный, готовый убивать хоть зубами, хоть ногтями.
   - На убой, - медленно кивнул Серый. - Но... мы еще посмотрим, кто кого
убьет!
   - Перебить тхеремцев? - вырвалось у девушки.
   Серый усмехнулся:
   - Тхеремцев?.. О нет. На это у нас сил не хватит. Будь я один...  - Он
внезапно осекся, но  вроде бы не оттого,  что сказал лишнего, а  сам
удивившись собственным словам.
   - Но что ж тогда? - почти простонала Эовин.
   - Увидишь, - угрюмо бросил Серый. - Я знаю, что идти надо не на север,
а на юг. Спасение - только там. Спасение... и месть.
   Пожалуй, это был самый длинный разговор Эовин и Серого.


   АВГУСТ, 11, ГРАНИЦА ЛЕСА И СТЕПИ, ЮЖНЫЙ ХАРАД

   - Эх, и красотища же тут! - простодушно  восхитился  Малыш,  глядя на
расстилавшуюся перед путниками картину.
   Полюбоваться  и впрямь было чем. С  востока на запад  протянулся
исполинский хребет. Меж гор лежали широкие зеленые долины. С розоватых от
солнца вечных снегов вниз,  на  равнину,  сбегали бесчисленные речки  и
речушки. Среди разбросанных тут и там холмов кое-где  поблескивала  синяя
озерная гладь. Благословенный край.
   Выбегая из леса, харадская дорога тотчас  начинала  ветвиться.  Повсюду
виднелись селения, возделанные поля и огороды. На равнине паслись стада.
   - Теперь осторожнее, - не забыл предупредить Рагнур. - Место  открытое,
мы - как на ладони... Ловчие соколы у харадримов преотличные.
   - Чему наковальня молот научит? - не слишком  церемонясь, огрызнулся
Малыш. - Будто сами не знаем! - Кхандец дернул щекой, но смолчал.
   - Хватит, Строри! - поморщился Торин. - Рагнур дело говорит. Недоглядим
- враз нас тут и схарчат.
   Малыш с силой потер лицо ладонями.
   - Сам не знаю, что на меня находит, - чуть  смущенно  признался он.  -
Слова, каких и сам не хочу, так прямо с языка и прыгают!
   - Так понятно ведь почему, - буркнул Торин, но Маленький Гном отчего-то
взъярился еще больше.
   - Не верю я! - заорал он, выхватывая меч и одним ударом снося ни в  чем
не повинное деревцо. - Не верю, чтобы мной вот так вертели! Даже когда  с
Олмером... не так все это было! Что я им - кукла?!
   - Ты - не кукла. - Фолко дружески положил ему руку на плечо. - Ты - не
кукла, и мы все - тоже... Но коли этот костерок  не  загасим -  неминуемо
друг дружке в горло вцепимся... если только  не  хватит  сил покончить  с
собой раньше.
   - Веселенькая история! - Малыш тяжело дышал, понемногу успокаиваясь.  -
Э-гей, Рагнур! Ты, это... не серчай, значит. Веди нас лучше.
   - А куда вести? - откликнулся кхандец. - Фолко должен дать направление!
   Хоббит угрюмо потупился. Направление! Не так-то просто...
   - Надо взять "языка" и как следует порасспросить  его,  - подал  голос
Торин. -  Где воинские лагеря и  все такое  прочее... Тогда  сможем
действовать вернее...
   - Смотрите! - Малыш прервал друга, резко вытянув руку.
   Из недальних лесных ворот на простор зеленой степи  медленно  выползала
исполинская серая "змея". По харадской дороге шли серые  колонны людей  -
никак не воинские отряды. Фолко пригляделся.
   - Рабы, - уверенно произнес хоббит. - Идут в  кандалах, по бокам  -
тхеремская охрана. Ого, сколько ж их там!.
   Колонна и впрямь казалась бесконечной.
   - Вот и ответ, - заметил кхандец. - Идем за ними! Я там вижу кого-то  в
золоченой броне...
   Перебежками, кое-как укрываясь по редким зарослям, Фолко и его спутники
следовали за колонной  невольников.  Было  все это  донельзя  неудобно  и
опасно;  но  ничего  не  поделаешь,   приходилось   мириться.   Протянуть
незамеченными до вечера, а в темноте... Удача улыбается смелым!
   Невольники (по самым скромным подсчетам Фолко, их в колонне не меньше
пяти тысяч) двигались по тракту до самого вечера. И лишь когда сгустились
непроглядные южные  сумерки,  дорога  окончилась  у  ворот  громадного
укрепленного лагеря.
   - Молот Дьюрина! - почти простонал Торин, глядя, как распахнутая  пасть
ворот поглощает шеренгу  за  шеренгой. Охрана,  как оказалось, тоже не
собиралась проводить ночь на открытом месте - несмотря на то,  что войско
еще не перешло границ Великого Тхерема.
   Лагерь располагался в некотором отдалении от деревень. Малыш  и Рагнур
затеяли было обойти его кругом - и вернулись, лишь когда миновала добрая
половина ночи. Торин и Фолко вконец извелись от беспокойства.
   - Лиг пять отмахали, не меньше, уф! - Малыш плюхнулся прямо на землю. -
Дадут здесь что-нибудь голодному гному или нет?
   - Дадут, дадут, - проворчал Фолко, исполнявший, как  в старые добрые
времена, обязанности кашевара. Леса изобиловали  дичью -  хоть  и весьма
странной, на вкус хоббита. Но, проведя десять лет  в скитаниях, поневоле
научишься есть все, что бегает, летает, плавает или ползает. Вот и теперь
- ужин путников состоял из отловленной накануне Рагнуром толстенной  серой
змеи. Малыша чуть не вывернуло наизнанку при виде такой добычи - но ничего
лучшего не сыскалось, и Маленький  Гном, крепко зажмурившись и  ругаясь
шепотом, ел вместе со всеми, на ощупь  запуская  ложку в  общий котелок.
Потом, правда, зажмуриваться уже перестал и ругаться тоже. Мясо есть мясо.
   - Лагерь просто громадный, - кивнул Рагнур. - Никогда такого не видел.
Больше полутора лиг сторона! Сколько ж согнано туда народа? И  зачем,  вот
вопрос?
   - Завтра узнаем. - Малыш с явным сожалением облизывал ложку -  поздний
ужин оказался, увы, весьма скудным. - Встретим новую колонну... и  уж  тут
ничего не упустим.
   Лагерь  замер темным холмом -  лишь  на  сторожевых  башнях  горели
сигнальные огни. Фолко и его спутники устроились на  ночлег  невдалеке,  с
подветренной стороны - что, если у харадримов наготове свора ищеек?
   - И не забудьте про Тубалу! - предупредил остальных хоббит. - Рано  или
поздно она до нас доберется...
   - Вразуми меня Дьюрин, кто же она такая? - проворчал Малыш. - Уж больно
лихо дерется!
   - И что ей от нас надо? Чего она на нас  взъелась? -  Торин невольно
подтянул повыше топор.
   - Может, вы ее кровники? - подал голос Рагнур.
   - Кровники? - в один голос удивились Фолко, Торин и Малыш.
   - Ну да. Убили ее дружка... или там отца, или брата - вот она и мстит,
- охотно пояснил кхандец. - Что, мало от вашей  руки  народу  полегло?  А
Тубала это и узнала... больше мне ничего в голову не лезет.
   - Ну, может, и так, - проворчал Малыш. - Но вот только не похожа она на
южанку... Я бы сказал - она с Севера... может, из Королевства Лучников...
   - Во владениях бардингов нет обычая кровной мести,  - покачал  головой
Торин.
   - Ну, может, она особенная какая-то... - предположил Рагнур.
   - Ладно. - Фолко зевнул. - Давайте-ка на боковую. Завтра с рассветом  -
на охоту...


   АВГУСТ, 11, ВЕЛИКИЕ СТЕПИ, СЕВЕРО-ВОСТОЧНЕЕ МОРДОРА

   Санделло стоял на коленях. Рядом безмятежно щипали траву лошади.  Перед
горбуном на расстеленной тряпице лежал обнаженный клинок - тот самый,  что
былой соратник Олмера обычно нес за спиной.  Горбун  неотрывно взирал на
меч; руки Санделло были сцеплены перед грудью. Старый мечник что-то шептал
- истово, горячо, самозабвенно;  взоры его  впивались в  клинок, словно
копья.
   Догорала заря. Черные горы, северный рубеж Мордора, закрывали полнеба.
Там, за темными кручами, лежала опустевшая, как и Великие Степи, земля  -
мало кому из ушедших с Олмером орков  повезло вновь  оказаться у  своих
очагов...
   Неожиданно горбун выпрямился. Его собственный меч выскользнул из  ножен
с легкостью и грацией разящей змеи.
   - Я докажу! - прорычал Санделло. Клинок глубоко ушел в землю, пылая  в
закатных лучах, точно огненный меч самого Тулкаса, Солнечного Вала, в  дни
давно отгремевших Великих Битв Богов.
   Земля тяжко застонала. Тоскливый и яростный, вопль боли и гнева огласил
окрестности; вокруг погрузившегося в земную плоть клинка вскипела темная
кровь. Лицо Санделло побелело; но  сам горбун даже не дрогнул. Резким
движением он вырвал покрытый черным меч.
   - Я докажу! - Он поднял потемневший меч, грозя непонятно кому - то ли
Западу, то ли Северу, то ли Югу.
   Точно безумный, он вновь вскочил в седло.
   А на вершине  холма от вонзившегося меча осталась   узкая   щель,
заполненная темной кровью. Вот только чьей?


   АВГУСТ, 12, РАННЕЕ УТРО, ЛАГЕРЬ РАБОВ НА ЮЖНОЙ ГРАНИЦЕ ХАРАДА

   Постылые рога сыграли побудку. Серый как раз  успел ляпнуть  последнюю
пригоршню жидкой грязи на золотистые кудри Эовин и проверить,  надежно ли
держатся фальшивые цепи.
   - Становись, воронья  сыть, становись! -  орали харадские  глашатаи.
Полутысячные тхеремцы неспешно направлялись к своим  отрядам;  сотники из
рабов торопились выстроить невольников.
   - Сегодня все начнется... - услыхала Эовин тихий шепот Серого.  Подняла
глаза - и не выдержала, отшатнулась. Блеклые глаза вспыхнули. Черный вихрь
на миг пронесся в них - и вновь исчез.
   - Ч-что?.. Что начнется? - слабым голосом пролепетала девушка.
   - Враг близок, - выдохнул Серый. Лицо его покрывал  пот.  - Бой... не
сегодня завтра.
   Больше Эовин ничего не успела добиться от него. Звучно взревели трубы,
и  пятисотенный   рявкнул,  стоя   в   окружении   нескольких  десятков
телохранителей (ряды сомкнуты, луки натянуты, копья наготове):
   - Слушайте все! Коварный враг близок! Пришло время  вам доказать свое
право на свободу. За мной! Шагом!.. Вперед!..
   Сотня за сотней, громадная армия рабов Харада (а в  лагерь  согнали не
менее ста тысяч человек - верно, полностью выбрав всех,  кого  могли,  с
рынков Умбара и внутренних областей страны) потекла через ворота.
   - Оружие!.. Где же оружие? - летело над нестройными рядами.
   Эовин невольно жалась поближе к Серому. Ладонь дочери Рохана нащупала
спрятанную в лохмотьях саблю. Она  ловила  взгляд  молчаливого сотника,
однако тот так и не произнес ни слова - лишь,  прищурившись, озирался по
сторонам.
   Сотню Серого выгнали за пределы  лагеря. Перед  невольниками, плавно
понижаясь к  горизонту,  лежала  обширная, чуть всхолмленная равнина  с
редкими купами деревьев. На первый взгляд страна казалась богатой и мирной
- если бы по тонким лентам дорог не тянулись бесконечные  цепочки возов,
нагруженных  домашним  скарбом.   Солнце  поднималось  все  выше,  но
юго-восточный край горизонта - там, где уже кончались горы, - и  не  думал
светлеть. Все небо там было заткано дымами пожарищ.
   - Вот это да... - прошептал кто-то за плечом Эовин. Это  подала  голос
женщина - их никто и не думал отделять от воинов-мужчин.
   Навстречу спасавшимся жителям Южного Харада шли тхеремские конные сотни
- но их было мало, очень мало...
   - Так! Слушайте все! Ваше дело теперь - копать рвы и отсыпать валы!  -
надсаживаясь, крикнул харадрим-глашатай, парень с луженой глоткой. Рядом с
ним застыл в седле хмурый полутысячник - лицо его казалось чернее ночи.  -
Заступы и кирки - разбирай!
   Громыхая железом, из ворот лагеря уже выезжали возы с  инструментом.
Тхеремские конные  стрелки разворачивались  вокруг, готовя луки.  Рабов
отгоняли в сторону от лагеря.
   - Давайте - отсюда и дальше! - Полутысячник неопределенно махнул рукой.
- Ров глубиной в  два моих роста, вал... Ну,  короче, сами увидите.
Приступайте!
   - Так не приказывают, - услыхала Эовин тихое бормотание Серого.
   - Что? - переспросила девушка.
   - Так не приказывают, говорю. Ройте, мол, и все тут. А вдобавок - здесь
нет нужды копать рвы. Никаких рук не хватит, чтобы перегородить равнину.
Они просто тянут время...
   Тем не менее за работу пришлось взяться всерьез - харадримы шутить не
умели. Серый быстро расставил  людей по местам -  кому  относить, кому
копать, кому рыхлить; и дело пошло быстрее, чем в соседних сотнях, где все
ковырялись кто во что горазд.
   Солнце мало-помалу поднималось все выше; поток беглецов иссяк.  Не  шли
больше и тхеремские рати.
   Только на горизонте клубился черный дым пожаров.


   АВГУСТ, 12, СУМЕРКИ, ОКРЕСТНОСТИ ЛАГЕРЯ РАБОВ

   - Не везет так не везет. - Малыш перевернулся на спину и, заложив руки
за голову, философически уставился в постепенно  темнеющее небо.  - День
крысе каменной на зуб! За целый день - ни конного, ни пешего!
   Ведущая на север дорога и впрямь точно вымерла. В лиге к  юго-востоку
копошилась неисчислимая армада рабов - копали землю, строя  укрепления,
план которых Торин оценил крайне низко.
   - Крепкого пива они перебрали, что ли?  Зачем тут  рвы?  Их  копай не
копай, все равно обойдут.
   - Может, они на крыльях бой дадут? - предположил Фолко. - А тут - чтобы
легче удержать центр?
   - Где ж тогда войска? - заметил Рагнур.  - Здесь  от  силы  несколько
охранных тысяч! Хватит, чтобы рабов в узде держать,  но  отбить  серьезный
штурм?..
   - Ночью я пойду в лагерь. - Прищурившись, Фолко смотрел  на  уродливый
нарост из стен и башен, опоганивший  величественный  зеленый холм.  - Не
возражать! Я пойду один. От вас, гномов, шума порой больше, чем от бочки с
камнями, катящейся под гору!
   - Ну ты и загнул! - уважительно отметил Малыш, почесывая бороду и даже
забыв возмутиться.
   - От гномов - может быть, - невозмутимо уронил  Рагнур. -  А от нас,
кхандцев? К тому же - как ты харадрима допрашивать станешь?
   - Увидите, - гордо заявил хоббит.
   - Не прав ты, Фолко. - Торин покачал головой. - Идти надо всем  вместе.
Найдем кого-нибудь из кхандцев побогаче и...
   - Только давайте не спорить! - предупредительно встрял Малыш. - А то не
ровен час... опять друг в друга вцепимся...
   - В лагере полным-полно народу, - принялся  убеждать  друзей  Фолко.  -
Рабы, надсмотрщики, воины... Один я проскользну незамеченным - а  с вами
придется снимать часовых! Лучше подождите меня у стен. Запаситесь факелами
и, если я подам сигнал, - зажигайте все вокруг!
   - А что за сигнал-то?! - в один голос воскликнули Торин и Малыш.
   Вместо ответа Фолко разжал руку.
   На ладони лежал небольшой деревянный цилиндр, торцы его были запечатаны
алым сургучом. Витой шнурок пронзал  сургучную нашлепку,  уходя в  глубь
цилиндра.
   - Что это за штука? - удивился Торин. - И откуда она взялась?
   - Смастерил, еще когда мы жили в Бэкланде. - Фолко подбросил цилиндрик.
- Я так понимаю: наследство старины Гэндальфа... Если дернуть  за  шнурок,
из цилиндра вылетает алый огненный шар...  Я и  не  знал, что  у нас  в
Хоббитании еще сохранилось это искусство! А вот гляди-ка... Один умелец  в
Бэкланде меня тогда и научил, пока вы, достопочтенные, спорили,  где пиво
лучше - в "Зеленом Драконе" или же в "Золотом Шестке"!.. Одним  словом,
если будет туго, я выпущу этот шар - а вы уж тогда постарайтесь устроить
переполох посильнее!


   АВГУСТ, 13, ЧАС ПОПОЛУНОЧИ, ЛАГЕРЬ РАБОВ

   Намаявшись за день, Эовин все же не смогла уснуть.  Стояла  жаркая,
душная ночь. Невесть откуда налетели тучи кровососов; даже когда  караван
тащился мимо зловонных лесных болот, этой нечисти было куда меньше.
   Но донимали не только кровососы. Едва стих гул громадного лагеря,  как
порыв горячего юго-восточного ветра принес дальнее многоголосое  завывание
- пополам с гулким рокотом, словно сотни сотен барабанов гремели в унисон.
   Серый приподнялся на локте. Лицо его было мрачным, но спокойным.
   - К утру будут здесь, - негромко произнес он.
   Этот немолодой и странный человек был ее единственной надеждой; иногда
казалось, что он вчера родился на свет, а иногда - что Он уже давным-давно
измеряет шагами бесконечные тропы этого мира.
   - Кто?
   - Враги Тхерема. Харадское воинство отходит. Завтра наш плен  кончится.
- В глазах Серого застыло странное выражение - но едва ли его  можно было
принять за уверенность в победе.
   - Но... рвы не откопаны... ничего не готово...
   - Им нужно было просто продержать этих бедняг до прихода наступающих. А
чтобы в голову не лезли всякие ненужные мысли, дали в руки заступы.
   - Но... как же мы будем завтра сражаться?! - Несмотря на жару,  Эовин
охватил озноб. - Голыми руками?!
   - Не думаю. Что-то в лагере слишком много странных возов... - негромко
заметил Серый. И больше Эовин не добилась от него ни слова.


   АВГУСТ, 13, ДВА ЧАСА ПОПОЛУНОЧИ, ЛАГЕРЬ РАБОВ

   Фолко без помех перебрался через высокую лагерную стену. На дозорных
башнях горели факелы, перекликались часовые, коротко взлаивали псы - дурно
их школят, хороший сторож подаст голос не раньше, чем будет точно  уверен,
что враг рядом, - но разве это могло остановить ловкого, гибкого хоббита,
десять лет проведшего в опасных странствиях? Бесшумно  закинув обмотанный
тряпками крюк на верх  стены,  Фолко в  несколько движений оказался на
гребне. Аккуратно смотал веревку и спрятал снасть.
   Лагерь строили наспех, изнутри осталась масса подпорок. Фолко неслышной
тенью скользнул вниз. Его никто не заметил.
   Взору хоббита открылось громадное  пространство, покрытое палатками,
шатрами и навесами. Скорчившись на жалком подобии циновок, вповалку  спали
невольники. По нешироким  дорожкам  прохаживалась до зубов  вооруженная
стража - самое меньшее, по четыре воина в патруле. Было довольно светло  -
костры горели на каждом перекрестке. Дело оставалось за  малым -  поймать
тхеремца. Лучше - командира, чтоб мог ответить на вопросы. Отыскать  Эовин
Фолко почти не надеялся - разве что он случайно наткнется на нее.
   Подходящий  харадрим   подвернулся    довольно    быстро.   Грузный,
неповоротливый, в раззолоченных доспехах, он тяжело протопал ко входу  в
высокий шатер, небрежным жестом отослав охрану.
   Выждав момент, хоббит скользнул следом. Привычное дело... мало он брал
вот таких вот самоуверенных, раззолоченных силачей, что смотрели на него
сверху вниз и полагали, будто могут пришибить, как муху?..
   "Что это со мной? - думал Фолко, укрывшись в густой тени подле шатра. -
Словно глаза чьи-то в спину  пялятся...  или...  нет,  что-то  знакомое...
где-то близко... я это уже видел... чувствовал... когда-то давно..."
   Смутное беспокойство не отпускало. Хоббит не впервые пробирался в самое
сердце вражеской рати; но подобного с  ним никогда  не  случалось.  Некое
чувство, вроде бы прочно забытое... Внутренний взор Фолко  то  и дело
наталкивался на странную неправильность в окружавшем его сером полумраке -
там, в отдалений, вспухало Нечто, расталкивая то, что люди обычно называли
Реальностью. Комок  новорожденной,  нечеловеческой  Силы... Слепой,  не
сознающей самое себя... Очень, очень похожей на...
   "Да в уме ли ты, брат хоббит? - одернул  сам себя Фолко. -  Совсем,
верно, плох  стал... Мерещится  невесть что..."  Он  тряхнул головой  и
постарался выбросить увиденное из головы. Он подумает об этом после...
Когда разберется с тхеремцем.
   Возле облюбованного им шатра горел костер; в  полутора  десятках  шагов
сидели караульные;  удостоив  их  одним-единственным  взглядом,  хоббит
скользнул за полог.
   Тхеремец был очень-очень удивлен, когда его горла коснулось нагретое за
пазухой хоббита острие кинжала. А дальше все было уже совсем просто.
   Ловко орудуя одной рукой, хоббит спутал харадриму руки.
   Тхеремец  расширенными  от  ужаса глазами  взирал  на  невесть откуда
свалившегося ему на голову врага.
   Кинжал крепко лежал в сжимавшей рукоять небольшой ладони; темные  глаза
ночного гостя были холодны и решительны. И тхеремский тысячник внезапно  и
твердо уверовал, что этот тип и впрямь перережет ему горло  в тот  самый
миг, когда он раскроет рот, чтобы позвать на помощь...  Причем  перережет
еще до того, как удастся поднять тревогу... Покорившись  судьбе, харадрим
не сопротивлялся.
   Как следует связав пленника и покончив с еще кое-какими делами,  Фолко
махнул рукой в сторону выхода.
   Так они и пошли -  громадный,  рослый  тхеремец  и невысокий  хоббит.
Пленник чувствовал сталь возле самого сердца и шагал смирно - лишь обильно
потел, верно, от страха. Караульные почтительно  отсалютовали  начальству;
умело скрывавшегося в тени хоббита они не заметили.  Да  и то сказать  -
откуда взяться врагу посреди хорошо укрепленного лагеря?
   Они подошли к стене, и  тхеремец  замычал,  мотая головой, -  Фолко
недвусмысленно тянул его наверх, - но один-единственный  укол  кинжалом  в
левое межреберье заставил пленника покориться.
   Со стороны казалось: разомлевший в духоте шатра  воин  вышел подышать
ночной прохладой. Стража на стенах с  ленцой  покосилась  в   сторону
начальника. Посты не проверяет - ну и ладно...
   Ничто так не прячет, как открытость. На виду  у всех часовых  пленник
взошел на гребень стены и остановился, опираясь о колья. То, что  в тени
грузной фигуры прятался ловкий и юркий хоббит, не заметил никто.
   Левой рукой Фолко накинул на бревна обмотанный  тряпкой крюк.  Веревка
скользнула вниз с легким шорохом. Теперь предстояло самое трудное.
   Снизу донесся чуть слышный тройной скрип. Гномы  и Рагнур на месте.
Фолко оставалось только ждать.
   Ожидание продлилось недолго. Над  одним из шатров внезапно взвились
языки  пламени.  Вечно голодный огонь  скользнул по богатым, расшитым
занавесам, щедро рассыпая снопы искр. Караульные вскочили на ноги; кто-то
ударил тревогу.
   Именно этого и ждал хоббит. Часовые на дозорных башнях все, как  один,
смотрели только в сторону быстро разгоравшегося пожара;  в следующий  миг
обезумевший от ужаса тхеремец, обдирая ладони, скользнул по  веревке вниз
со стены - прямо в объятия Маленького Гнома.
   - Бежим! - Фолко не отставал от пленника. - Сейчас они  там сообразят,
что к чему...
   Однако там, за стенами, все думали о  пожаре, об одном  лишь  пожаре.
Резкое движение тхеремца, когда тот перелезал через  ограду, краем  глаза
заметил один из часовых; но ему показалось, что это движение воин  сделал,
бросаясь _вниз_ по лестнице, - и потому не поднял тревогу... Но об этом
Фолко уже никогда не узнает.
   - Ну и молодцы же вы, хоббиты!  - восхищенно покачал  головой Малыш,
когда они все оказались в безопасном отдалении. -  Я бы до такого не
додумался... Как это ты?
   - Ничего особенного, - отмахнулся Фолко. - Масляная лампа, веревка  и
огарок свечи.
   Пожар тем временем разгорался. В лагере поднялась нешуточная тревога.
Кто-то даже затрубил в боевой рог.
   - Ладно, пусть себе суетятся, - махнул рукой Торин. - У нас есть заботы
поважнее...
   Рагнур, не теряя времени, взялся задело. Пленник, пораженный до глубины
души той легкостью, с которой его выкрали  из  самого  сердца  тхеремского
войска, покорился своей участи и отвечал  без утайки -  тем более  что
захватившая его мрачная шайка  отнюдь  не  походила  на  тех врагов,  что
наступали  сейчас  с юго-востока... Фолко  и его  друзья  узнали  много
интересного. Великий Тхерем  воевал, оказывается, со странным племенем
перьеруких, невесть откуда навалившимся на юго-восточные рубежи. Война шла
из рук вон плохо - тхеремцы отступали, поскольку враг сражался с небывалым
ожесточением, без раздумий жертвуя собой, если того требовало  сражение.
Здесь пролегал последний рубеж...
   - Почему последний? - невольно удивился Фолко. В самом деле - к северу
от благодатной степи тянулись жаркие и влажные леса, непроходимые чащобы и
болота; там один человек с луком мог остановить целое войско.
   - Великий правитель и благородные сословия искали ответа  возле Черной
Скалы, и ответ Сил был четок и недвусмыслен, - разъяснил Рагнур. -  Врага
должно остановить здесь.
   - Ну и глупые же эти их Силы! - непочтительно фыркнул Малыш.
   - Может, и не в них дело, - заметил  кхандец.  - Может, в  Хриссааде
кто-то хочет кого-то подсидеть... оказаться поближе к трону... у них такое
в порядке вещей.
   - Спроси его: зачем здесь столько рабов? - обратился к Рагнуру Фолко. -
И спроси еще - понимает ли он, что сражение на этой позиции они непременно
проиграют?
   - За нас великие Силы,  - последовал ответ. -  Враги наши назавтра
умоются кровью!
   - Что за ерунда! - Торин пожал могучими плечами.
   - Это не ерунда... - задумчиво произнес Фолко. - Думается мне,  тут не
обошлось без того, что мы ищем...
   - Ты уверен?.. - начал было Малыш.
   - Именно. Попахивает  явным безумием...  Ставить войско на заведомо
невыгодную позицию... мы бы выбрали совсем иную... А почему?  Да  потому,
что кому-то наверху, похоже,  стукнуло  в голову,  что отступать  перед
врагом, мол, позорно и надо теперь стоять насмерть...
   - Нам от этого не легче, - пробурчал Маленький Гном.
   Фолко кивнул:
   - Да, правдивые вести мы можем сыскать, похоже, только у перьеруких...
   - У их набольших, - уточнил Торин.
   Кхандец покачал головой:
   - Тамошних мест я не знаю. Я и тут-то могу вести только по наитию...
   - Э, нам не впервой! - Малыш беззаботно махнул рукой. - Столько лиг вот
так, наугад, исхожено... Так что пойдем до конца.
   - Одна беда - Южных Наречий не знаем, - заметил Торин.
   - Так и я - только по-харадски болтаю. - Рагнур развел руками.
   - Вингетора бы сюда, - пробормотал Фолко. - Он-то их речь изучил...
   - Без него справимся, - отрезал Торин.
   - А Эовин? Что с Эовин? - напомнил кхандцу Фолко.
   Однако тут друзей ждала неудача. Собственно, на успех рассчитывать было
трудно - только в том случае, если девушка угодила в руки охранников. Едва
ли они бы так легко расстались с золотоволосой уроженкой Рохана...
   Но все  усилия  оказались тщетными.  Пленник -  а он оказался ажно
тхеремским тысячником - ничего не знал об Эовин. Хотя - сквозь зубы -  и
выдавил, что она могла укрыться среди рабов...
   - Значит, будем искать среди рабов, - подытожил Торин. - Фолко! Не  мог
бы ты...
   - Разумеется, если только один непоседливый гном не будет дергать меня
все время, - усмехнулся хоббит.
   Дивное Древобородово  питье сгинуло  бесследно,  и Фолко  приходилось
рассчитывать только на себя - да еще, быть может, на помощь перстня Форве.
Нелегко заставить истаять все до единой мысли; яростный свет,  казалось,
жжет глаза даже сквозь плотно сомкнутые веки.
   Перед мысленным взором медленно шевелилась  какая-то  толпа.  Казалось,
люди стоят в ней так плотно, что, опустив руку, они уже не в силах поднять
ее вновь.
   "Эовин!"
   Огненный мотылек вырвался из-под руки, взмывая над лагерем, где кончали
заливать водой обгоревшие остатки нескольких шатров.
   "Эовин!"
   Каждый взмах радужных крыльев отзывался жестокой болью  во  всем  теле.
Эта толпа... столько душ, столько мыслей... Как отыскать в этом  скоплении
чистую помыслами Эовин?
   Однако что это? Мотылек словно наткнулся на невидимую стену... тотчас
сменившуюся жестоким, тянущим к себе - но и гибельным  огнем.  Не  знающая
жалости - как и новорожденный младенец - Сила, бесформенная, беспамятная,
полуслепая...
   И очень могущественная.
   Хоббиту казалось, что он ползет по узкому тоннелю, причем стены  густо
усеяны острыми, раздирающими плоть шипами. Он вгонял мотылька во внезапно
сгустившийся воздух,  словно  копье в  грудь врага.   Радужные  крылья
беспомощно затрепетали и обвисли; посланца удерживала одна лишь воля
хоббита.
   Внизу шевелилась неразличимая масса.
   И вдруг... Знакомый проблеск золота разметавшихся  в беспокойном  сне
волос - волос, покрытых засохшей грязью, защитой от посторонних  взоров  -
совсем рядом с этой чужой Силой!.. Той самой, что...
   Фолко застонал. Мотылек превратился  в бесформенный клубок обрывков
радужных крыл. Рука хоббита потянулась к клинку Отрины:  казалось, если
дать клинку вновь напиться крови, он поможет...
   Да, это была Эовин. В глазах полыхало слепящее желтое пламя, однако
хоббит узнал девушку. А вот рядом с ней...
   Миг, один-единственный миг смотрел  хоббит  на  лежавшего подле  Эовин
человека. А затем неведомая Сила легко, словно пушинку, отшвырнула хоббита
прочь...
   Он пришел в себя. Рот был полон крови, из полуослепших глаз градом
катились слезы, руки, словно обретя собственную жизнь, судорожно шарили по
траве.
   Всполошившиеся гномы долго  приводили его  в чувство, пустив в  ход
последние капли тщательно сберегавшегося вина.
   - О-она там, - кое-как выдавил наконец хоббит, когда к  нему  вернулась
способность видеть, слышать и мыслить. - Я нашел ее. Но  там есть и  еще
кое-кто... какой-то... я не знаю... дух... дух во  плоти...  очень,  очень
сильный... я склонился над ним... пытался разглядеть лицо...  не  смог...
одна темнота... мрак, и ничего больше...  лица  нет,  понимаете,  совсем,
совершенно нет!
   Остолбеневшие гномы слушали его в молчании. Рагнур  же  лишь  удивленно
крутил головой, не понимая ни единого слова.
   - Волшебник?.. Чародей среди рабов? Что за чепуха?  - пробурчал  Торин
себе под нос. - Откуда ему там взяться?..
   - Спроси лучше, откуда ему вообще взяться в Средиземье? - Фолко яростно
тер воспаленные, слезящиеся  глаза.  - Время  магов закончилось! Давно!
Олмер... убит! Его нелюдь смыта волнами Великого Моря!
   - Саруман... - осторожно предположил Малыш.
   - Ну да, конечно же, Саруман, - саркастически хмыкнул хоббит.  - Если
только Варда вдруг смилостивилась и вернула ему первоначальный облик!.. Не
говори ерунды...
   - Эльф? - вопросительно взглянул Торин.
   - Ох, да не знаю я! - Фолко откинулся на спину, закрывая лицо ладонями.
- Говорю ж вам - ничего нельзя было ни разглядеть, ни понять...
   - Вот и еще одно на нашу голову! - сплюнул Малыш. - И за что только нас
так возлюбил Великий Дьюрин?..
   - Не иначе как твоя тяга к пиву тому причиной, - мрачно пошутил Торин.
- Но что толку вопрошать Праотца? Быть может, в Мории он бы еще и снизошел
до ответа, а тут... слишком далеко до наших корней. Так что давай  забудем
о Дьюрине! По крайней мере до тех пор, пока не вернемся на Север...
   - Ничего не понял из ваших речей, ну да ладно, - усмехнулся кхандец.  -
Скажите лучше, что делать дальше? Фолко нашел девушку - и теперь?
   - Теперь придется снова лезть в лагерь, - проворчал Торин. - Как  иначе
ее выручить?
   - А может, обменять ее у  харадримов  на  этого жирного  тысячника?  -
предложил Рагнур.
   - Тебе лучше знать, пойдут они на такую сделку или нет, - пожал плечами
Фолко.
   - Может, и пойдут... только потом все равно из кожи вон вылезут,  чтобы
стереть нас с лица земли, -  пробормотал кхандец. -  Шансов, конечно,
мало... - Он погрузился в размышления, что-то бормоча себе под нос.
   Суета в лагере тем временем стихала.
   - Сейчас они хватятся сего борова... и нам, боюсь, придется улепетывать
без оглядки, - заметил Фолко.
   - Да, надо уходить, - спохватился Рагнур. - Поднимайтесь, поднимайтесь!
Пока они еще не спустили собак...
   - А этого? - Малыш с самым что ни на есть кровожадным видом потянулся к
кинжалу. Пленник затрепетал.
   - Оставим тут. Не позже утра его отыщут,  - ответил  Фолко,  торопливо
собирая нехитрый походный скарб. - Лишнюю кровь на себя брать...
   - И то верно, - одобрил Тории. - Мы ж не головорезы...
   Четыре  облаченные  в плащи  фигуры  скрылись  во  мраке.   Связанный
тхеремский тысячник остался  на  земле,  с трудом веря в  собственное
спасение.
   Над всем Средиземьем застыла  ночь. Застыла  в тревожном  ожидании  -
что-то принесет с собою рассвет?


   АВГУСТ, 13, НОЧЬ

   Все время, пока Фолко, Торин и Малыш  путешествовали  от  Хорнбурга до
Умбара и далее, пока собирался флот Морского Народа и вершились  остальные
события, берегом сперва Минхириата, а потом Белфаласа пробиралась странная
пара - неуклюжий толстый всадник в  сопровождении свирепого  пса.  Точно
безумные, они обшаривали каждый фут  берега, питаясь  тем,  что добывали
скудной прибрежной охотой и рыбалкой.
   Сборщик податей Миллог и осиротевший пес искали труп Серого.



ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   АВГУСТ, 13, РАННЕЕ УТРО, СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЕ ПОДСТУПЫ К МОРДОРУ

   В эту ночь горбуну по имени Санделло не спалось. Взглянув на его  лицо,
пожалуй, кто-нибудь мог бы сказать, что старого мечника до самого рассвета
мучили кошмары. Глаза  воина ввалились, окруженные синеватыми кругами.
Проснувшись, он долго сидел, приходя в себя.
   Позади  лежал длинный  путь. Впереди  вздымались  скалы   Мордора   -
громадные, черные, грозные. Цепи хребтов закрывали  от  Санделло  вершину
Ородруина, но великая гора не дремала  - над  вершинами в  небо  уходила
тонкая струйка черного дыма.  Прищурившись, горбун несколько  мгновений
смотрел туда, на юго-запад, а  потом его  рука  неожиданно  потянулась  к
небольшому серому кошелю-зепи, что висел на поясе. Расстегнув  стягивавший
ее ремешок, Санделло натянул перчатку и осторожно запустил пальцы внутрь.
   Горбун осторожно извлек на свет сперва тонкую черную цепочку, а затем -
и висевшее на ней кольцо тусклого желтого металла. Щека Санделло дернулась
- то ли презрительно, то ли негодующе.
   - Ищи, - негромко произнес  он, давая  кольцу  свободно  повиснуть на
черной цепочке.
   Несколько мгновений ничего не происходило, и на лице горбуна уже начало
появляться выражение привычного  разочарования,  когда кольцо неожиданно
дрогнуло и цепочка отклонилась от вертикали. Удивительный компас указывал
на юг.


   АВГУСТ, 13, УТРО, ЮЖНЫЕ РУБЕЖИ ХАРАДА

   Если за отрядом Фолко погоня и  была  выслана,  то  впустую.  Четверо
спутников благополучно укрылись в зарослях на границе степи и леса. Лагерь
остался на юго-востоке.
   - Будем  считать,  что оторвались,  - резюмировал  Торин,  обозревая
окрестности.
   - Оторваться-то оторвались, да только, думаю, не потому,  что бегаем
быстро, - усмехнулся с вершины дерева Малыш. - Гляньте-ка во-он туда!
   Маленький Гном не поленился вскарабкаться повыше.
   - Ну и что там? - нетерпеливо осведомился Торин.
   - Влезай - и сам все увидишь!
   Приглашению Малыша немедленно последовал Фолко.
   С вершины степь просматривалась далеко на юг и восток. Вот он,  лагерь,
вот черные росчерки рвов, валы и все прочее... Скопище каких-то странных
телег о шести здоровенных - в человеческий рост - колеса каждая  (это  уже
на пределе зрения)... выходящие из ворот лагеря колонны невольников...
   - Не туда, не туда! - прошипел Малыш, удобно  устроившийся  в развилке
пятью футами ниже. - Дальше, дальше!
   Взгляд хоббита скользнул к самому горизонту. Там все было черным-черно.
Солнечные лучи оказались бессильны проникнуть сквозь плотную завесу.  Дым
стоял настоящей стеной, и в высоту эта стена достигала многих сотен футов,
если судить по горной цепи, уходившей прямо в черную завесу. Возле  самой
земли время от времени мелькали алые и желтые искорки.
   И кое-что еще.  Там,  вблизи  от  стены дыма,  зелень  степи исчезла,
погребенная под неким серым  колышущимся покрывалом.  Мало-помалу хоббит
смог различить  отдельные ручейки  и реки,  что неумолимо  текли  на
северо-запад, - людские реки. Это колышущееся покрывало  было  исполинским
войском - войском в невесть сколько сот  тысяч воинов,  - и  оно быстро
двигалось вперед.
   Не веря себе, Фолко протер глаза. Ничего, разумеется,  не  изменилось.
Да, пока еще воинство довольно далеко, но не пройдет и  часа... Да нет,
нет, чушь, ерунда, бессмыслица! Неужели они  станут  атаковать с  ходу  -
после такого марша? Воин должен идти в бой свежим, а не вымотанным долгим
переходом, да еще по здешней полуденной жаре!
   В лагере харадримов тоже заметили опасность. Бросая недокопанные рвы,
отряды рабов освобождали дорогу выкатываемым телегам  и немногочисленным
харадским тысячам, на конях и _велбудах_.
   Хоббит только покачал  головой.  Да, невольников  харадримы пригнали
немало... Вот только станут ли рабы воевать? И разве могут  те  несколько
тысяч  тхеремских  воинов  остановить  всесокрушающую  серую лавину,  что
катилась с юго-востока?
   От гор на юге и до зеленой полосы лесов на  севере  - в  надвигающемся
сером море не видно ни единого разрыва. Куда там Саурону  с его  жалкими
отрядами орков! Куда там Олмеру, что привел на Исенскую Дугу около  ста
тысяч! Нет. Этих,  наступающих сейчас на один-единственный  укрепленный
лагерь тхеремцев, было больше. Гораздо больше...
   "Но этого же не может быть! - крикнул сам себе Фолко. -  Откуда  могут
взяться такие армии? Там же все должны помереть если не от голода, то от
жажды!"
   По пути наступления серой армады один за  другим  вспыхивали  крошечные
коробочки домов. Черная отвесная стена дыма тоже мало-помалу приближалась.
   Гномы и Рагнур, оцепенев,  смотрели  на  катящийся вал. Какая  скала
остановит его? И сколько человеческих тел лягут в  основание этой скалы,
прежде чем ярость наступающих разобьется о неколебимость защитников?
   - Эовин! - вырвалось у хоббита. - Она же сейчас там!
   - Это наш последний шанс,  - хрипло произнес Торин. -  В суматохе
сражения...
   - В случае чего - отобьемся! - беззаботно подхватил Малыш. - Вот только
Рагнур...
   - Уж, наверное, не уступлю  ловкостью тебе,  коротышка!  - обиделся
кхандец. - Я не поверну назад, не думайте!
   - Вот и хорошо. - Хоббит спешил вооружиться до зубов. - Идем же,  идем,
нельзя терять время!
   - Будет много крови... - уронил Торин.
   - Да! - с болью выкрикнул Фолко. - Но что поделать?!  Постараемся хотя
бы не убивать без нужды...
   Маленький Гном подпрыгивал  от  нетерпения. Для  него  каждый   бой
по-прежнему оставался забавой...
   Они бежали через равнину, почти не прячась  и уповая лишь на удачу.
Разумеется, они существенно опережали серую волну, но как  отыскать  потом
Эовин, когда начнется свалка? И вдобавок они пешие... Как  увезти  потом
девушку из-под самого носа наступающих?


   - Ну вот и все, - очень спокойно промолвил Серый, опуская  поднесенную
козырьком ко лбу ладонь. - Вот и все. Они уже тут. Право же, рожденная  в
Рохане, на это стоит посмотреть!
   Последние дни сотник обращал все свои речи исключительно к Эовин.
   Отряд Серого оказался впереди других невольничьих сотен, и  наступление
серой армады предстало им с  холма во всей зловещей красе. В  толпе
раздались вопли ужаса, кто-то проклинал весь белый  свет, кто-то просто
падал ничком, закрывая голову руками. Разве могли выдержать такое  зрелище
бедные пахари и лесорубы Минхириата, никогда особо не рвавшиеся в бой?!
   Эовин застыла неподвижно, закусив губу. Теплый  эфес  лежал в  ладони.
Нет, она не опозорит роханскую кровь постыдными воплями и рыданиями! Если
здесь ей суждено принять последний бой, что ж, да будет так. Пусть  никто
не сложит песен о ее гибели, пусть ее никто не оплачет (старшая сестра не
в  счет; небось и  приданое-то,  мамой оставленное,   давно   уж  себе
прибрала)... Да, да, пусть! Она будет сражаться на этом холме  так,  как
сражались герои Исенской Дуги и Хелмского Ущелья!
   Тем временем харадримы, казалось, оправились от неожиданности.  Похоже,
их не слишком пугал вид надвигающейся вражьей орды, - очевидно, они знали,
с чем придется столкнуться. Засвистели бичи; стражники в полном вооружении
наводили порядок. Рабов десяток за десятком,  сотня за сотней гнали  к
здоровенным шестиколесным возам -  очень странным возам, с  высоченными
крутыми бортами и громадными колесами с толстыми ободами и спицами.
   - Ото! - Серый удивленно поднял бровь, разглядывая странные сооружения.
Больше всего они напоминали поставленные на колеса деревянные коробки.
Никаких признаков того, что в них должны запрягать лошадей. Кроме  того,
суетящиеся вокруг возов  мастеровые  быстро  и сноровисто прикрепляли  к
ободам колес длинные, сверкающие серповидные клинки, каждый длиной в три,
а то и в четыре локтя. В верхней части шел ряд узких отверстий, вроде  как
бойниц. Борта обиты мокрыми шкурами.
   Во взгляде Серого что-то блеснуло.
   - Они совсем обезумели, - шепнул  он  ничего  не  понимавшей  Эовин.  -
Ничего у них не выйдет. Завязнет вся эта громада...
   - Внутрь! Внутрь! Все внутрь! - прервал его речь вопль полутысячника.
   Сзади борт воза открывался, словно настоящие  ворота. И  длиной  эта
повозка, самое меньшее, вдвое превосходила знакомые Эовин телеги. Шириной,
кстати, тоже.
   На уровне груди от одного борта до другого тянулись поперечные жерди  -
так, что можно было налегать и руками, и грудью. Над головами -  дощатый
потолок. Снизу боевую повозку защищали подвешенные на цепях доски -  чтобы
не поразили стрелой.
   - Ну и придумают же!.. - Губы Серого кривились в усмешке.
   - Ваше дело - катить все это! -  проорал командир-тхеремец. -  Часть
внизу - толкает. Часть наверху - бьет врага стрелами и копьями!
   - И все? - спокойно осведомился Серый. - А как тут поворачивать?
   Оказалось, что поворотной сделана передняя ось...
   - За мной. - Серый первый шагнул внутрь.
   Наверху и в самом деле нашлись луки, копья, топоры на длинных рукоятках
и очень много стрел. Всей сотни  Серого  хватило лишь на четыре боевых
повозки.
   - Не отставай, - бросил он Эовин, расставляя своих людей  по  местам  и
ободряя павших духом. Девушка заметила,  что вокруг себя сотник собрал
самых сильных и крепких. И еще - она, Эовин, была  единственной  девушкой,
попавшей в одну команду с Серым.
   - Там, внизу, - орал снаружи тхеремский глашатай, - ваша свобода! Все,
кто вернется в лагерь - станут свободными и полноправными тхеремцами! Все,
кто струсит и побежит  - будут  преданы лютой  смерти! Выбирайте  сами:
свобода или шакалья яма!
   Вдоль длинной гряды холмов выстроилась  нескончаемая  шеренга боевых
повозок. Все тхеремцы остались во второй линии. Началось ожидание...
   - А  может...  - тихонько шепнула  Эовин Серому,  -   может,  всех
харадримов... их же стрелами... да и бежать?
   - Нет. - Серый даже не повернул головы.  - Те,  кто будет  думать  о
спасении - погибнут.
   - Но почему... - начала было Эовин, и тут оказалось, что  схожие  мысли
приходят в дурные головы одновременно.
   С одной из повозок в харадримов густо полетели стрелы. Воз заскрипел  и
тронулся с места, направляясь прямо к группе харадских всадников. Двое или
трое из них упало под стрелами - но оказалось, что  тхеремские  воители
хорошо подготовились к подобным неожиданностям. Прямо под ноги невольникам
полетели утыканные гвоздями доски - и не одна, а десятки. В мгновение  ока
мятежники оказались в колючем кольце. Крики и вопли наступавших с  разбегу
на гвозди... проклятия... и повозка  остановилась. Затем  началось  самое
страшное.
   Подступиться к возу было невозможно,  и вперед выдвинулись  харадские
пращники, заложив  вместо  камней  в ременные петли  какие-то  дымящиеся
глиняные горшочки.  Летели  эти штуки  недалеко  и   медленно,   однако,
разбиваясь о доски, вспыхивали чадящим ярко-рыжим пламенем.
   Эовин вскрикнула от ужаса.
   Воз запылал как-то сразу весь, от колес до крыши, струи  жидкого огня
текли по сырым шкурам; воздух наполнило  непереносимое зловоние.  Дикий
предсмертный вой рвался из рдяного нутра; людям  осталось  жить  несколько
мгновений, их прикончит даже не огонь - но едкий черный дым...
   Остальные невольники, все,  сколько их было,  окаменев, смотрели на
жуткое зрелище. Да, харадримы шутить не умели.
   Крики стихли. Слышался только треск  пламени.  Девушка покосилась на
Серого: сотник стоял, скрестив на груди руки, и молча взирал на  пожарище.
На лице его застыло  странное  выражение -  словно  он  уже видел  нечто
подобное... нечто очень похожее... и тогда ему тоже было очень больно...
   - Смотри-ка, запалили зачем-то? - удивился Маленький  Гном  при виде
взвившегося впереди пламени.
   Друзья ненадолго остановились перевести дух. Все-таки сейчас предстояла
нешуточная схватка, и лучше поберечь силы.
   - Запалили, и ладно, - махнул рукой Торин, - лишь бы нам это помогло.
   - Едва  ли, -  с некоторым  унынием отметил  Фолко.  - Сам  видишь,
невольников-то внутрь этих дурацких штуковин загнали! Знать  бы  еще
зачем... Что же теперь - заглядывать в каждый такой воз  и осведомляться;
прошу прощения, судари мои, а нет ли здесь некой Эовин Роханской?
   - Надо будет - заглянем, - посулил Малыш.
   Им предстоял последний бросок. Но - по совершенно гладкой и ровной, как
стол, луговине. Впереди торчало одно-единственное дерево - и на его ветвях
уже обосновалась целая стая голошеих стервятников - пожирателей падали...
   - То-то будет им поживы, - мрачно заметил Маленький Гном. - Ну, так что
теперь? Встанем во весь рост - и вперед?..
   - Вперед, вперед... Э, похоже харадримы на том костре человечину жарят!
- Торин сжал кулаки.
   - Эовин там нет! - вырвалось у Фолко.
   - Но есть другие, ничуть не хуже, - сурово  молвил  Торин.  Фолко лишь
тяжко вздохнул и скрипнул зубами. На сердце было черным-черно, и он как-то
даже невольно начинал забывать о том, что они и сами очень даже  могут не
вернуться из этого боя, выдержав сперва атаку тхеремцев, а потом наверняка
- той таинственной серой армады, что надвигалась с юго-востока. Неужто и в
самом деле перьерукие?..
   - Если в открытую - то пойдем, а не побежим. - Торин лишний раз тронул
топор - легко ли вынимается! -  Побежим если -  даже  последний глупец
поймет, что дело неладно. А так... может, и проскочим...
   - Безумие, чистое безумие... -  пробормотал Фолко, не сводя  глаз  с
пылающего воза. - Пожалуй, побезумнее даже,  чем тогда, с  Олмером...  у
Болотного Замка...
   - Если что - погодите в драку лезть, я  сперва  с ними поговорю,  -
торопливо бросил Рагнур. - Наплету им что-нибудь... мы, мол, наемники из
Умбара, желаем сражаться вместе с вами...  Хорошо? За железо схватиться
всегда успеем...
   Солнце меж тем поднималось все выше и выше - и, словно завидуя дневному
светилу, в злобной гордыне тщась потягаться  с ним, росла  на  горизонте
дымная стена. Вражье войско было уже неподалеку. Только теперь Фолко вдруг
подумал, что, наверное,  для Великого Орлангура  битвы людей  и впрямь
кажутся  очень красивым зрелищем.  Могучий,  все сметающий  серый   вал
человеческих тел, неведомыми силами согнанный  к поспешно возводимой
тхеремцами запруде; длинная вереница высоких повозок со сверкающими сталью
косами на ободах (о подобных боевых колесницах хоббиту  доводилось  и
слышать, и читать в Гондоре и  Эдорасе); строй  верховых  харадримов, на
конях и велбудах, в блистающих бронях, в алых и золотых  одеяниях; зелень
степи - хотя ей давным-давно полагалось быть иссушенной дожелта; голубизна
небес; чернота вздыбившегося дыма. Пожалуй, впервые в жизни хоббит смотрел
на разворачивающуюся перед ним драму чуть со стороны, взглядом хоббита,  а
не воина, отличающегося от людей только ростом да  густой  растительностью
на ногах. Это было грандиозно. Страшно. Завораживающе. Гибельно.  Разумом
Фолко понимал, что совсем-совсем скоро захватывающая картина, что  могла
тешить взоры холодного, стоящего вне  Добра и  Зла Золотого Дракона,
исчезнет,  сгинет, развеется, подобно  утреннему туману   под   ветром.
Развеется, едва  лишь  силы  сшибутся. К  трем  основным  цветам  картины
добавится четвертый - алый, цвет крови. А она, похоже,  разольется  здесь
настоящим половодьем.
   Невольно хоббит вспомнил  незабываемую  атаку хирда  в самой  первой,
победоносной битве с воинством Олмера на полпути  между Аннуминасом  и
Форностом, вспомнил цветное лоскутное одеяло, бессильно  повалившееся  под
ноги наступающим подземным копейщикам. Это  случится  и здесь... только
теперь серая волна перьеруких захлестнет и похоронит под собой разряженные
харадские тысячи. И ничего тут уже не поделаешь. Четверым не остановить
такое воинство. Успеть бы Эовин спасти - а там как  Дьюрин  рассудит, по
присловью гномов...
   Четверо воинов шли через поле - прямо к линиям харадского войска. Время
рассчитано точно: сражение вот-вот должно начаться - и  тхеремцам станет
просто не до них. Но как подать о себе весть Эовин?..
   Цилиндрик,  запечатанный  алым  сургучом!.. Детская  забава, огненная
потеха из тех, что так любят мирные по природе своей хоббиты!..  Авантюра,
безумный риск - а что еще оставалось делать?
   Рука хоббита уже сжала теплое дерево, пальцы уже тянули витой шнурок  -
когда в харадских рядах грянули боевые рога  и все  до  единого повозки,
быстро набирая ход, устремились вниз.
   Широко раскрыв глаза, забыв и о сабле, и о луке, Эовин смотрела вперед,
не в силах отвести взор. Там, от края и до края земли, от гор  до  леса,
развертывалось покрывало из сотен тысяч живых существ. За  их  спиной  был
только дым. Казалось, он порождает их, своих бесчисленных слуг и рабов,  и
они, послушные злой воле этого облака, идут и идут вперед - чтобы  убивать
и быть убитыми. Передовые отряды подошли уже достаточно близко; можно было
различить отдельных воинов, в легком вооружении, с короткими дротиками или
топорами. Шлемов, щитов, кольчуг Эовин не видела.
   Чувствительный  тычок в  плечо заставил девушку  прийти   в   себя.
Прищурившись, Серый пристально глядел на нее - и от одного этого  взгляда
из головы Эовин  разом вылетел  весь  страх.  Их  повозка,  набирая ход,
катилась вниз по длинному, пологому  склону, прямо  навстречу атакующим.
Внизу, под дощатым настилом, слышался мерный топот ног. Сверкали, сливаясь
в гибельный круг, острые косы на ободах колес. Воины  Серого  были  уже
готовы к бою. Наложены стрелы, выставлены копья...
   Справа и слева от повозки Эовин катились вниз десятки других возов. Их
длинная цепь растянулась больше чем на лигу - и все же крылья вражеского
войска могли беспрепятственно окружать боевые возы невольников.
   - Первый удар ничего не решит, - спокойно заметил Серый. Сотник замер в
своей излюбленной позе - руки скрещены на груди - и невозмутимо взирал на
быстро приближавшиеся вражеские цепи.
   Перьерукие наступали без всякого  строя,  подбадривая себя визгливыми
боевыми кликами. Казалось, вид надвигавшихся  повозок ничуть не смутил
врагов Великого Тхерема. Воины других народов, быть может, попытались бы
расступиться, пропустить набравшие ход, щетинящиеся  сталью  повозки;  а
перьерукие словно  бы  ничего  не  замечали. Даже напротив -  казалось,
сверкание кос на ободах только притягивает их.
   - Готовься! - коротко приказал Серый. Невольники подняли луки и копья.
Эовин же внезапно оробела - ей впервые в жизни предстояло вступить в бой с
теми, кто не сделал ничего плохого ни  ей, ни ее народу.  Убивать этих
несчастных - за что? Несмотря  на  свои  неполные  пятнадцать, Эовин  уже
довелось видеть смерть и страдания; и, хотя  девочки в  роханских степях
взрослеют  быстро  и учатся сражаться  наравне с  мальчишками,  первой
выпустить стрелу в наступающих Эовин не могла.
   Серый, похоже, понял ее колебания.
   - Либо убьешь ты - либо убьют тебя. - Он жестко взглянул в глаза Эовин.
- Выбирай, но только не медли!
   Перьерукие воины оказались совсем рядом. Разумеется, никаких перьев на
руках  у них  не  оказалось:  как   говорил   Вингетор,   перья   служили
отличительным признаком аристократии.  Эовин увидала  совершенно  обычных
людей, худощавых, высокорослых, с вытянутыми длинными лицами, смуглокожих.
На голове каждый из них носил плюмаж из перьев.
   Свистнула первая стрела,  выпущенная  кем-то  из  перьеруких. Тхеремцы
поскупились на доспехи, невольников прикрывали только борта повозки; то  и
дело приходилось кланяться шелестящей смерти.  К ногам  Эовин на излете
упала стрела - грубое древко, кое-как укрепленное оперение, наконечник из
кости... Такими баловались роханские подростки,  получив первый в  своей
жизни доспех из толстой бычьей кожи. "Эх, будь у меня кольчуга!.. Пусть не
такая, как у мастера Холбутлы, пусть самая обыкновенная!.."
   - Стреляй! -  гаркнул Серый. До вражеских  рядов оставалось совсем
немного. Повозка набрала ход, бешено крутились серпы, готовые врубиться  в
незащищенную плоть.
   Остальные невольники дружно отпустили тетивы, торопясь набросить  новые
стрелы. Промахнуться было невозможно - настолько плотными  оказались ряды
наступавших. Эовин неуверенно подняла лук... и  внезапно  обжегшая  левое
плечо боль заставила ее - от неожиданности - пустить первую стрелу.
   Навсегда оставшийся безымянным воин перьеруких  схватился за пробитую
грудь и рухнул.
   Несколько мгновений спустя повозка врезалась в толпу.
   Первое, что услышала Эовин, - тупой жуткий хряск. Хряск, через  секунду
потонувший в истошных предсмертных воплях. Давя, рубя  и калеча,  повозка
прокладывала дорогу через людское море, и борта ее сверху донизу мгновенно
окрасились алым.
   Эовин выпустила лишь одну-единственную стрелу. И замерла от ужаса, не в
силах смотреть и не в силах отвернуться. Девушка застыла, глядя, с  какой
легкостью  резали  человеческую  плоть громадные  косы,  как  пронзали
перьеруких длинные копья, рубили тяжелые топоры и пробивали стрелы. Вместо
того чтобы  расступиться  перед чудовищем, воины  перьерукого   племени
бросились на него со всех сторон.  Эовин видела их лица -  на  них не
осталось ничего человеческого. Это были даже не звери, нет... словно
какая-то Сила выпила до дна у несчастных души, бросив после этого на убой.
Они словно бы забыли о том, что жизнь дается один раз, что побеждать врага
надо так, чтобы не погибнуть самому, что умирать без толку проще всего...
Они лезли на повозку со всех сторон, словно пытались остановить ее голыми
руками. Топорики пытались рубить потемневшие от крови серпы -  бесполезно,
тхеремские железоделы славились по всему Средиземью; сами воины  бросались
под колеса, тщась уцепиться за торчащие  копейные  навершия  и взобраться
наверх - лишь для того, чтобы им раскроили головы  длинные топоры воинов
Серого.
   Сам сотник не притронулся ни к копью, ни к луку. Не обращая внимания на
кипящую вокруг жуткую бойню, на взлетавшие брызги  крови,  он  смотрел по
сторонам, отдавая команды. Самое опасное - застрять в грудах мертвых тел,
потерять ход и остановиться. Тогда участь всей команды Серого  предрешена.
Прежде чем иссякнут силы у тех, что толкали повозку  вперед, Серому надо
было или выйти  из  боя,  или найти  такое место, где  они смогли бы
продержаться...
   Эовин обернулась. Там, на гребне  всхолмья, неподвижно стояли конные
тысячи Великого Тхерема. Стояли, безучастно наблюдая за бойней. Они  могли
не беспокоиться - ни один из воинов  вражеской армады не прошел дальше
линии боевых повозок. Не потому, что  невозможно  было  проскочить, -  а
потому, что никто из перьеруких не уклонился от боя.
   Склон кончился, возы замедляли ход. Каждый из них  напоминал сейчас
медведя, со всех сторон облепленного свирепыми псами.  Борта походили на
шкуру встопорщившегося ежа от множества воткнувшихся дротиков; серпы вязли
в кровавом месиве из мяса и костей.
   Спереди и сзади, где не было смертоносных кос, кипела особенно жестокая
схватка. Перьерукие  выстраивали живые  пирамиды, пытаясь  вскарабкаться
наверх; наконечники копий увязали в насаженных на них  трупах. Стальные
резаки рассекали пытавшихся грудью остановить повозку, но на место павших
вставали все новые и новые. Это казалось невозможным, но это было именно
так. Воз Серого оставлял за  собой широкую  дорогу, вымощенную мертвыми
телами;  наверное, воины  иных  народов остановились   бы,   попытавшись
справиться с врагом  как-то  иначе,  но  - не перьерукие.  С непонятным
безумством они лезли и лезли на верную смерть.
   Оцарапанное стрелой  плечо Эовин  кровоточило,  но  девушка даже не
чувствовала боли. Развернувшееся избиение было страшным, неестественным  и
чудовищным, и юная роханка с трудом  удерживалась, чтобы  не  упасть  без
чувств. Невольники из сотни Серого отлично справлялись без нее. Крепость
на колесах прокладывала себе путь сквозь толщу вражеских отрядов и теперь
ухе вся, без остатка, была залита горячей человеческой кровью.
   Соседние возы, следуя примеру Серого, пробивались все глубже и глубже в
ряды перьеруких, которым успех сопутствовал лишь однажды. Эовин  видела,
как, возведя целую баррикаду из  мертвых тел, перьерукие взобрались по
передку воза, и вскоре через борта полетели разодранные  на  куски тела
рабов...
   - Смотришь? - спокойно осведомился  Серый у  Эовин.  Сотник  оставался
каменно, неправдоподобий спокойным; казалось,  он  все знает  наперед.  -
Смотри-смотри. Полезно... Эй, вы, а теперь давайте-ка прямо!..
   Лавируя, подаваясь то назад, то вперед, повозка пробивалась все дальше
и дальше, навстречу стене дыма.  Ряды  перьеруких  казались  бесконечными;
места убитых тотчас  занимали  новые.  И у  невольников начало иссякать
мужество.
   - Все  напрасно! -  Звероподобный детина,  только  что  зарубивший
очередного врага, внезапно отбросил алебарду, плюхнулся  на  задницу и  в
голос зарыдал, уткнувшись  бородатой физиономией  в ладони.  - Все  это
зря-а-а...
   - А ну вставай! - неожиданно для самой себя, крикнула на него Эовин.  -
Стыдись, трус! И смотри!
   Она вновь  растянула лук, пустив стрелу в  упор. Перьерукий,  что
карабкался вверх с зажатым в зубах ножом, молча опрокинулся вниз,  и коса
враз располосовала его тело надвое.
   - Молодец! - услыхала она одобрительный возглас Серого. - Давай дальше!
   За первой стрелой последовала вторая, третья, четвертая... Промахнуться
в такой толчее не смог бы даже слепой. Пронзенные  стрелами  Эовин,  враги
падали один за другим. Бездоспешные, почти беззащитные... Они  размахивали
топорами, швыряли дротики - но Эовин словно  хранила иные,  Высшие  Силы.
Юная роханка отвечала, в очередной раз отпустив тетиву, -  и счет убитым
возрастал еще на одного.
   - Теперь держи прямо! - отдал Серый очередное распоряжение. Здесь вновь
начинался пологий склон; если взять чуть влево, то можно было пробиться  к
смутно темнеющему вдали лесу. Остальные повозки, ведомые не столь опытными
командирами (хотя где и как мог  Серый набраться  такого  опыта?) сильно
отстали.
   Только теперь Эовин увидела, что  войско  перьеруких  не  беспредельно.
Ряды воинов в серых накидках с плюмажами редели; стала видна вытоптанная,
истерзанная земля. А впереди, в нескольких лигах от повозки, вздымалась  в
небо исполинская черная стена. Вдоль ее нижнего края сновали мелкие  языки
пламени.
   - Что это?! - воскликнула Эовин.
   - Это горит сама земля! -  крикнул в  ответ Серый. Сотник сильно
наклонился вперед, всматриваясь.
   - Как так?!
   - Не знаю; похоже, какое-то чародейство!
   Невольники, все, как один, взвыли:
   - Поворачиваем! Поворачиваем!
   - Нет! - зарычал Серый, точно старый вожак на ощетинившуюся от страха
стаю. - Вперед! Спасение - только там!
   - Но...
   - Никаких  "но"! Оглянитесь   и   посмотрите  сами   -   только  не
останавливайтесь, рубите, рубите, пока нас не разорвали на куски!
   Эовин оглянулась. И верно  - мало-помалу, ценой  неимоверных потерь
перьерукие останавливали  одну  боевую  повозку за другой.  Сильные   в
движении, возы, остановившись, рано или поздно не выдерживали  натиска.  И
тогда волна смуглых, едва прикрытых серыми накидками воинов с  ликующими
криками  врывалась внутрь...  победные  кличи мешались с  предсмертными
воплями ужаса и жалкими, бесполезными мольбами о пощаде...
   Разговоры тотчас оборвались.
   - Эй, внизу! Поднажмем! Осталось уже немного!
   Граница дыма тоже не  стояла  на  месте.  Она приближалась,  и притом
довольно быстро. В щели между землей и  нижним  краем непроглядной тучи
бушевал  огонь.  Девушка уже  могла различить  рвущиеся  вверх  клубы,
ярко-рыжие, перевитые черными струями дыма... Эовин  затрясло  от  страха.
"Это же верная смерть!" - вопило все  внутри  ее. Но Серый, нимало не
смущаясь, вел утлый деревянный корабль все  дальше  и дальше,  вниз  под
уклон, навстречу огненному валу. Воины  перьеруких  по-прежнему валились
снопами под колеса, падали под ударами топоров, катились вниз, пронзенные
копьями...
   Но уже сдавали те, кто толкал повозку там, внизу. Скрепя  сердце  Серый
отправил вниз полдюжины  бойцов  покрепче; Эовин  пришлось  сражаться за
троих. Закинув лук за спину, она выхватила припрятанную саблю. Первая же
голова, показавшаяся над бортом повозки, слетела с плеч - Эовин и сама не
знала, что в силах нанести такой выверенный удар - четко, с оттягом... Ее
обрызгало горячей кровью; а на смену убитому врагу уже лезли двое новых...
   Тут ух настала пора взяться за дело самому сотнику. Эовин не разглядела
его замаха - только застонал рассекаемый воздух. Широкий топор на  длинной
рукояти разом снес головы двоим перьеруким, что на беду свою одновременно
вскарабкались на борт...
   "Он не человек, - внезапно с трепетом подумала девушка. - Человек не  в
силах так ударить. Только... только богатырь вроде Хамы... А Серый... на
вид-то... не больно силен..."
   Сотник в  несколько секунд очистил  борта от прилепившихся  врагов.
Невольники внизу поднавалились, крякнули, ухнули - и вырвали завязший было
воз из завала изрубленных тел.
   Огонь ярился уже совсем близко; Эовин всем телом ощущала горячее, злое
дыхание пламени. Казалось, там, впереди, горит сама земля и  жадный  огонь
не успокоится, пока не сгрызет под собой все-все, добравшись до каменных
Костей Земли, крепче которых ничего нет в целом свете...
   Рабы падали на доски настила  с жалобными  воплями,  бросая  оружие  и
закрывая головы руками. Казалось, их сотник обезумел, направляя уже  почти
прорвавшуюся сквозь  вражеские ряды повозку  на  верную  гибель. Вскоре
продолжала отбиваться одна только Эовин, вся забрызганная чужой  кровью,
точно древнее божество войны.
   Перьерукие не осмелились приближаться к  пламенной стене. С  хриплым
разочарованным воем они раздались в стороны; путь был открыт.
   Пламя торжествующе гудело,  свиваясь  в тугие  смерчи. И  прежде  чем
рухнуть ничком, прячась  за  высокими  бортами,  Эовин бросила  последний
взгляд назад: там, далеко позади, неспешно тронулась с  холмов  харадская
конница. Единой катящейся волны перьеруких более не существовало;  посреди
усеянной тысячами и  тысячами  трупов  равнины уцелевшие  с ожесточением
добивали невольников в их боевых повозках. Харадские командиры  правильно
выбрали время удара. Ни раньше, ни позже их сотни  не  смогли  бы  сделать
большего...
   Жар опалял лицо, девушке казалось, что на ней вот-вот вспыхнет одежда.
   - Голову накрой!  - услыхала она  свирепый  рык   Серого.   Сотник,
единственный из всех, остался стоять, словно пламя не могло причинить  ему
вреда.
   В следующий миг повозка ворвалась в огонь.


   В жизни своей Фолко не видел ничего страшнее.
   Он прошел через множество  битв, познал черное отчаяние на башнях
обреченной крепости Кардана, когда казалось, что рушится весь мир. Изведал
смертную горечь -  после поражения  на  Исенской  Дуге, когда  под ноги
воинства Олмера легло тридцать тысяч роханских  храбрецов.  Он  дрался  с
призраками и нежитью, стоял  лицом к  лицу  с самой  Ночной  Хозяйкой,
чувствуя, как злобное чародейство высасывает из  него  жизнь.  Десять  лет
жизнь трепала его, как могла; десять лет  он  мерил шагами все  великое
Средиземье от Вод Пробуждения на Восходе до Синих Гор на Закате, сражаясь
под знаменами Рохана, Беорнингов, Гондора, Эсгарота, родной Хоббитании,  -
но никогда ему не было настолько страшно, как в тот день.
   Укрывшись за  стеной  брошенного  харадского  лагеря  и чувствуя,  как
неведомая прежде томительная боль разрывает сердце, Фолко Брендибэк видел,
как катились вниз по склону  боевые  повозки харадримов.  Не  требовалось
много ума, чтобы понять их замысел. То,  что на первый взгляд казалось
безумством, на деле было хорошо продуманным планом. Перьерукие набросились
на повозки, точно голодные псы на добычу, напрочь позабыв обо всем.
   С замиранием сердца,  чувствуя, что  дыхание его  вот-вот  готово
прерваться, Фолко следил, как множество боевых повозок все глубже и глубже
погружалось в рыхлую, неисчислимую массу воинства перьеруких. За каждой из
повозок оставался широкий кровавый след - настоящие курганы изрубленных  и
раздавленных тел. Только что это мертвое мясо было живой  плотью  живых
людей, невесть зачем ринувшихся навстречу собственной гибели...  Фолко не
чувствовал к ним ненависти, напротив - неожиданно для самого себя  ощутил,
что жалеет их. Тысячи и  тысячи  расставались  с жизнями  там,  внизу,  -
расставались невесть зачем и непонятно ради чего.  Они уже  никогда не
вернутся к семьям, их очаги  остынут,  а сыновья  станут  копить  силы  и
раздувать в собственных душах жажду мести.
   Настанет день, когда она осуществится.
   Сталь серпов на колесах боевых повозок унесла жизни десятков  тысяч.  И
Фолко с неожиданной ясностью понял, для чего они пришли сюда,  на  дальний
Юг. Нет, не только для того, чтобы вытащить из застенков  так некстати
увязавшуюся с ними Эовин.  И даже не для  того, чтобы  понять  природу
сводящего с ума Света. Нет.
   Их привела сюда сама всемогущая Судьба, та самая  Судьба, что  превыше
эльфов, людей и гномов, превыше магов и  призраков,  превыше Орлангура  и
Валар, превыше даже самого Единого. Привела для того, чтобы хоббит и  два
гнома убили бы эту войну. В прошлый раз им не удалось остановить Олмера. С
великой щедростью Судьба дарует им второй шанс.
   Вот перед тобой - смертное поле, хоббит. Каждую секунду несколько сотен
на нем расстается с жизнью. Сталь кромсает плоть, дробит кости, колеса
вминают останки в землю, а надвигающаяся с востока стена пламени довершает
невиданную битву грандиозным погребальным костром, пожрав всех, и мертвых,
и раненых, и умирающих. Ты уже бессилен помочь им,  хоббит. Но в  твоих
силах сделать так, чтобы этот ужас остался бы в прошлом. Уже хотя бы ради
этого тебе стоит жить.
   Гномы и кхандец молча стояли рядом. Фолко готов был прозакладывать свой
мифриловый доспех  против  ржавого гвоздя,  что его  спутники  думают  и
чувствуют сейчас так же, как он.
   Было что-то завораживающее в  этом  грандиозном кровавом спектакле,
равного которому не случалось со времен Войны Гнева...
   Второго такого избиения в Средиземье не будет уже до Скончания Дней.
   Невольники почти что выполнили свою задачу. Войско  перьеруких  терзало
их повозки, точно псы кабанов, терзало - и теряло, теряло, теряло людей,
десятками, сотнями, тысячами... Там, где другие воины - даже под  дурными
командирами - заплатили бы едва ли полусотней жизней, перьерукие ложились
тысячами.
   Этого Фолко не мог понять. Его рассудок пасовал, не в силах  объяснить
творящееся. Что за странная атака? Кто ей командовал? Безумец? И все в его
войске - тоже? Откуда их столько взялось?  Какое исполинское  королевство
смогло выставить столь неисчислимую армаду? Увиденное не укладывалось ни в
какие рамки...
   - Нам надо отыскать Эовин, - услыхал хоббит свой собственный голос.
   Малыш аж подпрыгнул, не обращая внимания на стоявших совсем близко
харадских всадников.
   - Ты чего несешь, а?! Где мы ее отыщем, а?! Там?! - Он ткнул пальцем  в
сторону смертного поля.
   - Раз она там, значит, нам надо следовать за ней. -  Хоббит  отлично
понимал, что это - почти верная гибель, и все же...
   Клинок Отрины властно толкнулся в грудь, словно говоря хозяину: "Я
могу! Я пособлю!" "Спасибо тебе", - подумал хоббит, мысленно обращаясь  к
кинжалу. Пальцы сомкнулись на резной рукояти, и  сквозь  взвихрившийся
знакомый хоровод синих лепестков  Фолко разглядел  крошечную фигурку  с
золотыми волосами, что отчаянно размахивала саблей, стоя у  борта боевой
повозки - той, что ближе всех подошла к краю огненной тучи.
   - Проклятье! - Фолко вскочил на ноги, забыв об осторожности. Его спасло
лишь то, что как раз в эту секунду харадские рога сыграли сигнал атаки.
   Ровная линия конницы  неспешным шагом  двинулась вниз.  Часть воинов
подняла луки, часть - приготовила копья; рога прозвучали вторично, и  все
до единого скакуны тхеремцев сорвались с места. С  криками,  гиканьем  и
улюлюканьем, наставив копья и развернувшись в лаву, харадримы помчались по
склону - туда, где перьерукие добивали остатки невольничьей рати.
   И следом за грозной конной лавиной бежали четверо странных пеших воинов
- на которых до сих пор никто так и не обратил внимания. Алый боевой стяг
Тхерема развевался далеко  вправо; там, вокруг тхеремского  полководца,
оставалось несколько десятков воинов личной охраны. Все прочие, до единого
человека, пошли в бой - довершить начатое рабами. Если кто и заметил Фолко
и его спутников - то не придал тому значения.
   Хоббит бежал, пытаясь не выпустить внутренним взором ту повозку, на
которой отчаянно отбивалась от нападающих Эовин. Вскоре покрытый травой
склон кончился - земля исчезла под слоем трупов.
   У убитых от плеча до кисти тянулись невысокие костяные гребни,  у кого
повыше, у кого пониже; конечно, не сравнить с почти что настоящими перьями
Фелластра, но ошибиться невозможно. В остальном они ничем не отличались от
людей - высокие, красивые... Правда, руки их значительно  уступали  силой
обитателям Севера, но если этот народ способен выставлять такие армады...
   Иные были еще живы, бессмысленно пытаясь ползти, дергались, хрипели  в
агонии и наконец замирали окончательно.
   Впереди все еще длился бой. Упрямо отвоевывая лишние  мгновения жизни,
не прекращали драться несколько  десятков  уцелевших повозок. Увлеченные
атакой - или же просто ослепленные некоей Силой, - перьерукие, вместо того
чтобы сомкнуть строй или хотя  бы  развернуться  навстречу новой  угрозе,
продолжали штурмовать высокие борта повозок. И харадская конница,  посылая
перед собой гибельные веера стрел, врезалась в толпу, точно коса Смерти.
   Кони топтали копытами людей. Всадники пронзали копьями, рубили с  седел
длинными кривыми саблями и расстреливали из луков. Навстречу  атакующим
наездникам полетели было дротики, но их оказалось уже мало (львиная доля
торчала в бортах боевых повозок), и витязей  Тхерема это  не  остановило.
Потеряв не более двух десятков, конная лава погнала перьеруких на  восток,
к пылающей огненной стене.
   - Не успеваем! - с отчаянием выкрикнул Фолко. Повозка с Эовин катилась
прямо к огненной завесе. Что за безумец ведет на смерть уцелевших  в этом
небывалом сражении людей?!
   Ближе, ближе, ближе... Фолко бежал с закрытыми глазами - неведомая Сила
вела его вперед, не давая споткнуться. Внутренний  взор  не  отрывался от
крошечной фигурки с золотыми волосами - вот  она неумело, но с  яростью
ткнула саблей в какого-то обезумевшего воина перьеруких... вот, закрываясь
от жара рукой, бросилась ничком на доски...
   И тут повозка ворвалась в огонь.


   - Нет! - Захлебываясь криком, Фолко споткнулся, рухнул ничком, прямо на
изрубленный, покрытый кровью труп. Мир померк перед глазами. Тонкая  нить,
протянутая между ним и золотоволосой фигуркой, внезапно лопнула, хлестнув
обжигающей непереносимой болью,  отчего  Фолко едва не лишился  чувств.
Хоббит видел  взметнувшиеся вокруг воза волны  пламени,   молниеносно
поглотившие вожделенную добычу...
   Все. Дальше бежать не за чем.
   Сильные руки друзей-гномов подхватили хоббита и поставили на ноги.
   - Уходим! Пока  харадримы на нас  не  наткнулись... -  Малыш крутил
головой, озираясь по сторонам.
   Сражение мало-помалу смещалось  все дальше и  дальше  к юго-востоку.
Первый порыв харадской конницы угас, но преимущество в вооружении и выучке
оставалось. Тонкая цепь всадников по-прежнему теснила перьеруких прямиком
к огненной стене.
   - К лесу! - скомандовал Торин.
   - Нет! - Фолко с трудом разлепил губы. - Вперед...  за  ней...  надо...
найти...
   - Они ж в пламя въехали! - рявкнул  Малыш.  - В  огонь!  Их  уже нет,
считай!
   - Быть может... сквозь огонь... можно проскочить,  - выдавил  хоббит,
по-прежнему бессильно опираясь на руки гномов. -  Мы... должны...  знать
точно... Понимаешь?
   - Понимаю, понимаю! Кишки нам харадримы выпустят, вот тогда-то все  и
поймем!
   - В самом деле,  Фолко...  - начал  было  Торин,  но  хоббит  скорчил
настолько свирепую физиономию, а глаза внезапно полыхнули таким огнем, что
даже видавший виды Малыш, неутомимый спорщик,  хмыкнул и  без возражений
двинулся вперед.
   Предательская слабость уходила. К тому мгновению, когда десятка полтора
воинов в изорванных, заляпанных кровью серых накидках  бросились со всех
сторон на маленький отряд, Фолко уже оправился.  И первым нанес  удар  -
плашмя опустив меч на голову безумца, кинувшегося на хоббита с занесенным
дротиком.
   - Не убивайте! - крикнул Фолко  друзьям.  Вовремя -  дага  Малыша  уже
летела к горлу обреченного противника; тонкая сабля  кхандца отшибла  в
сторону легкий топорик перьерукого и явно нацеливалась снести ему  голову.
- Прорвемся и так!
   Они действительно прорвались. Легкие копьеца и почти невесомые топорики
перьеруких - ничто против выплавленного в Горне Дьюрина оружия. Оглушив  и
сбив с ног полдюжины человек, хоббит и его спутники проложили себе дорогу
к огненной стене...
   Пожалуй, впервые за десять лет своей бурной жизни бродячего воина Фолко
во время схватки чувствовал лишь отвращение и ужас. Убить  безумца -  все
равно что убить ребенка, шутки ради кинувшего в тебя камешком. Быть может,
эти люди были закоренелыми злодеями, насильниками и убийцами. Но разве он,
Фолко, имеет право судить их, обрекая на смерть  и не давая  возможности
оправдаться?!
   Они оставили по правую руку   замерший  воз  невольников.   Трупы
громоздились чуть ли не вровень  с верхней  кромкой борта. Среди  серых
плащей кое-где мелькало одеяние тхеремских невольников, и, судя по всему,
их, еще  живых,  вытаскивали из повозки  и разрывали  на  части голыми
руками...
   В конце концов, еще дважды столкнувшись с бежавшими куда  глаза глядят
перьерукими, Фолко и его спутники оказались возле  огненной  стены.  Пламя
наступало, выбрасывая вперед длинные, стелящиеся языки - словно  небывалый
ярко-рыжий с черными подпалинами зверь жадно лизал беззащитную  землю,  и
она тотчас же вспыхивала, даже если на ней, казалось бы, совершенно нечему
гореть.
   Увы, дальше пройти они не смогли. Жар стоял такой, что не подойти и на
сотню шагов. Пламя пело победную песнь - нескончаемую,  глумливую...  Оно
наступало. Что будет, когда оно доберется до леса?
   - Надо уходить, Фолко! - воскликнул Торин.  - Мы исполнили  один  наш
долг! Теперь время подумать и о другом!
   Фолко со сдавленным криком метнулся было вперед - однако Маленький Гном
ловко повис у него на плечах, мигом придавив к земле.
   - Да опомнись же ты наконец! - рявкнул Строри в самое ухо хоббиту.
   Гномам пришлось силой тащить Фолко  прочь со смертного  поля. Сперва
Фолко молча пытался вырваться, затем внезапно обмяк, позволяя  вести себя
куда угодно.  Торин тревожно глядел на друга: уж не повредился ли
рассудком?
   Фолко едва мог видеть что-либо  вокруг  себя. Глаза  застилала черная
пелена отчаяния. Эовин больше нет... в таком пламени ничто не уцелеет...
она погибла... погибла из-за него...
   Его второе  зрение  отказало  сразу и  напрочь,  едва  только  повозка
пересекла границы огненной дуги. Значило  это все  что угодно:  девушка
мертва, и пламя сейчас глодает ее кости... или в  огненной  стене скрыто
некое чародейство...
   Ни харадримы, ни перьерукие не преследовали четверку, по горло  занятые
истреблением друг друга.


   АВГУСТ, 13, ВЕЧЕР, БЛИЗ ВОСТОЧНОГО ОКОНЧАНИЯ ПЕПЕЛЬНЫХ ГОР

   Давно остались позади истерлингские степи  и Голубые  Леса  Прирунья.
Перед Санделло лежал восточный Мордор - заброшенная, опустевшая  земля.  И
без того скудная, она хоть и плохо, но кормила  осевших на ней  после
Падения Барад-Дура мордорских орков, сменивших меч воина на плуг пахаря
или кельму строителя. Десять лет  назад все  здешние племена, вспомнив
былое, дружно поднялись, встав под знамена вождя Эарнила. С ним они шли от
победы к победе, покорив Запад, дойдя до последней эльфийской  крепости  -
где и нашли свою гибель. Выведенные Олмером из боя истерлинги наслаждались
плодами долгожданной победы в каменных городах  Арнора, а  орки... орки
двинулись за своим вождем на решающий приступ и оказались в  самом сердце
чудовищного взрыва, когда Серые Гавани погибли  вместе  с торжествующими
победителями.
   Земля Мордора после этого совсем опустела.  И если в  истерлингских
степях оставшиеся _знали_, что их  сыновья,  братья  или просто родовичи
живы-здоровы в новой могучей державе - королевстве Терлинга  (каковой  уже
успел объявить себя законным наследником Короля  Элессара),  то  обитатели
Мордора так же твердо знали, что их близкие стали кормом для рыб...
   Горбун въехал в приграничную деревушку. Орки, как и хоббиты, неохотно
расставались с многолетней привычкой жить под землей и дома строили лишь в
силу необходимости. В северо-восточном Мордоре - пустынной, всхолмленной
земле - было мало лесов, и дома поневоле строились из камня.
   Санделло спешился. Деревенька ему встретилась крошечная - лишь  десяток
домов, из которых  три явно заброшены. А  в  остальном...   селение
"кровожадных" орков, столь долго наводивших ужас на все Средиземье,  ничем
особенным не отличалось, скажем, от дальних  выселок истерлингов-пахарей.
Те же  дети, играющие по краям  единственной  улочки, те же старики,
греющиеся на солнце...
   Сидевший возле крайнего домишки старый гоблин,  подслеповато  щурясь,
вгляделся в застывшего пришельца, окутанного черным как  ночь  плащом.
Вгляделся - и внезапно дернулся, как от удара, сделав попытку  вскочить  и
поклониться. Правая нога не гнулась, рассеченная  клинком,  - гоблин
пошатнулся, нелепо взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и...
   Твердая рука Санделло поддержала старика.
   - Господин... господин... - прохрипел  орк,  с ужасом глядя  в лицо
горбуна.
   - Времена изменились, Горбаг, - спокойно заметил старый мечник. - Тебе
не следует называть меня "господином".
   Орк оскорбленно выпрямился, глаза блеснули гневом.
   - Я служил великому вождю Эарнилу. Я знаю, кто был его правой рукой!  И
до смерти своей не забуду этого! И я помню, как  надлежит  обращаться  к
командиру!
   - Тогда я приказываю тебе забыть об этом, - вздохнул Санделло...
   - ...Так вот мы и живем с тех пор. Ни один из парней с  войны не
вернулся. Один я, калека, которого не взяли в последнюю  атаку!  - Горбаг
опустил голову, черные волосы упали на плоское, иссеченное рубцами  лицо.
Санделло знал, что на этом лице оставили свои метки и стрелы роханцев,  и
копья гондорцев, и мечи Арнора...
   Они сидели в небольшом домишке старого гоблина, за древним, потемневшим
от времени дощатым столом. Невольно горбун подумал, что точь-в-точь  такой
же стол,  покрытый  царапинами, изрезанный ножом, никогда  не  знавший
скатерти, был у него самого в брошенном на произвол судьбы доме - там, на
северо-востоке, в Цитадели Олмера...
   - Ты знаешь что-нибудь о  дороге  на  юг? -  Санделло  расстелил на
столешнице карту. - Мы проходили этими краями, но сильно восточное...  Мне
не хотелось бы делать крюк.
   - Было дело - заратились с Кхандом, - прокряхтел Горбаг. - Теперь никто
и не упомнит из-за чего. Кто-то на кого-то  набегом пошел, другие -  в
ответ... Порубили друг друга, да при своих остались...
   Санделло терпеливо слушал.
   - Это я к тому, что до Южной Стены дорога чистая, а вот дальше,  через
Кханд, можно и не проехать. А у нас запросто... Вот только надо западнее
взять. Здесь деревень наших мало.
   Они замолчали. Старый орк опустил глаза - тяжелый, пронзающий взгляд
Санделло, казалось, проникает в самую глубь мыслей. Гость как будто  хотел
что-то спросить, уже и рот открыл - но отчего-то одернул себя, недовольно
скривил тонкие бледные губы и промолчал.
   - На ночлег-то... - заговорил было Горбат, но мечник уже поднялся:
   - Благодарю. Мне пора.
   Слегка кивнув в ответ на низкий поклон, Санделло шагнул за порог.
   Опытный взгляд бывалого воина вновь обежал деревню. Да...  С такими
сейчас много не навоюешь. Мальчишки! Учить их еще и учить...
   Появление горбуна в деревне, разумеется, не осталось незамеченным.  У
жилища Горбага собрались остальные обитатели -  женщины средних  лет да
старухи. Гоблины помоложе теснились в задних рядах.
   - Ты что же это, _бурцгул_, опять к нам притащился?
   Страшная на вид седая старуха вышла вперед. Иссеченные морщинами  руки,
скрюченные от непосильной работы пальцы, ввалившиеся  щеки... Но осанка
оставалась гордой.
   Санделло молча смотрел на говорившую. Десять лет  назад он бы...  а
впрочем, зачем вспоминать, сейчас не то время. С какой стати  она должна
приветствовать его, уведшего на смерть всех до единого воинов ее народа...
   - Опять парни наши понадобились? Слушай меня, черный _снага_, убирайся
отсюда по-хорошему! Ты ловок с мечом, я знаю - но да и у нас найдется, чем
ответить!
   Позади нее с ноги на ногу переминались несколько лучников, все - совсем
еще молодые.
   Санделло молчал. Старуха распалилась еще больше:
   - Только-только в себя  приходить стали, только-только  внуки взамен
сыновей выбитых подросли - а ты  опять тут  как тут! В  прошлый-то  раз
дурачье это ревело "Вперед!", да "Пошли!",  да  "Вождь  Эарнил!". Теперь
никто  реветь  не  станет. Поумнели,  хвала Лугбурцу!  Так зачем  сюда
пожаловал?
   Горбаг появился за спиной Санделло:
   - Гость он мой, Гарра.
   - Гость... - не унималась старуха. -  Знаем мы таких  гостей. Небось
опять ятаганы наши понадобились. Что, снова мстить?
   - Нет, почтенная, - негромко ответил Санделло. - Я просто еду  на  юг.
Мне  не  нужны ни ваши ятаганы, ни ваши стрелы.  Но  я предвижу   и
предсказываю, что скоро они понадобятся вам. А теперь  - прощайте!  Гаакх
голуг наркуу гимбубут лат! [Да не найдет тебя Нолдор! (Черное Наречие)]
   - Постой! - внезапно встрепенулся Горбаг. - У тебя... с тобой... я...
чувствую... - Он шумно втянул воздух широкими ноздрями.
   - Часть Силы моего - и твоего, Горбат! - господина, - спокойно  ответил
Санделло, коснувшись кошеля на поясе. - Если окажется, что я  прав... то
эта вещь еще увидит свет,  а вам  придется  вострить  ятаганы и  счищать
ржавчину с копейных жал!
   Деревня проводила горбуна зловещим, недобрым молчанием. Молчал даже
Горбаг, так и застывший с потянувшейся почесать  затылок рукой. Санделло
вскочил в седло, и вскоре селение скрылось за поворотом.
   Заночевал он в чистом поле, вдали от жилья. Августовская ночь выдалась
ненастной и дождливой, словно Владыка  Ветров  все еще  гневался  на  эту
несчастную страну, раз за разом посылая полные Слез Ульмо тучи от закатных
пределов к берегам мрачного Нурнена. Дождь немилосердно хлестал и без того
полегшие,  тощие хлеба, великим  трудом  орков-землепашцев поднятые на
скупых, словно бы лишенных Благословения Йаванны землях. Горбун провел эту
ночь в палатке из шитых мехом наружу шкур. Она кое-как защищала  от  косых
холодных струй, но костер не разведешь... Санделло долго сидел,  глядя на
желтый ободок кольца.  Когда-то  Олмер сделал этот Талисман для  своих
командиров, одно время им владел Огон... Потом Вождь вновь вернул Кольцо
себе, словно бы усомнившись в верности дэйловца. Перед последним боем он
отдал его Санделло... тот - передал Олвэну... а сын Вождя не смог достойно
распорядиться отцовским наследством. Больше Талисман Олвэну не понадобится
- лицо горбуна вновь обрело прежнее, холодное  и жестокое выражение, то
самое, что когда-то, десять лет назад, весьма и  весьма  испугало  некоего
юного хоббита в некоем пригорянском трактире...
   Горбун медленно освободил от плена ветхих тряпок завернутый в них меч.
Не тот, что служил ему повседневным  оружием и  которым он взял немало
вражеских жизней, - а иной, намертво притороченный за спину, чтобы,  упаси
Вечная Ночь, не  лишиться  его ненароком. Даже устраиваясь  на  ночлег,
Санделло не расставался с этим клинком.
   Давние, очень давние дни видел этот меч, не столь известный, как Кольцо
Барахира или Скипетр Гейдара, но во  мраке Нан  Элмута  Эол Темный Эльф
выковал его из упавшего с небес крылатого железа, слив в пламени горна  с
иным своим дивным творением  _гэлворном_,  рукотворным металлом,  что не
уступал мифрилу. Сын Маэглин тайком унес клинок из Нан Элмута, когда бежал
оттуда вместе со своей матерью Аредель, сестрой Тургона. Чудесное оружие
попало в Гондолин; Туор с Идрил спасли его из развалин пылающего города, а
через Эарендила, их сына, клинок попал к Элросу, первому королю Нуменора.
   Долго хранилось оружие в королевской сокровищнице, но Элрос, верно, не
слишком любил этот меч, сотворенный  руками  Эола  и помнивший  предателя
Маэглина. Никогда первый владыка Нуменора не опоясывался им;  никогда не
обнажал в битве. И, словно по молчаливому  согласию, все  последующие
нуменорские короли избегали касаться дивного клинка. Говорят, что в первой
войне с  Сауроном, в  1701  году  Второй  Эпохи,  великую славу  снискал
Эрнелдур, тогдашний Лорд Андуне, и Тар-Минастир  едва  ли  не  с радостью
избавился от зловещего сокровища, наградив им полководца. Быть может,  все
это не более  чем сказки,  не  лежал никогда  этот  меч в  королевской
сокровищнице, а с самого начала  покоился  у хранителей Западной Гавани
Нуменора... Санделло в свое время  довелось  побывать  в книгохранилище
взятого харадримами  Минас-Тирита  и по чистой случайности  пощаженного
огнем... Король Олмер отправил к гондорской  крепости  несколько отборных
отрядов с од ним-единственным приказом - во что бы то ни стало спасти от
буйных харадримских вояк древние рукописи, что испокон веку сберегались  в
Крепости Последней Надежды. Отряды выполнили приказ, библиотека  досталась
победителям в целости и сохранности, но... Вождю Эарнилу  воспользоваться
ею было уже не суждено.
   С кораблями Элендила Высокого меч Эола  попал в  Средиземье. И  вновь
судьба уготовила ему долю  узника  дворцовых кладовых.  На  битву короли
Гейдара выходили с  иными мечами,  сберегая  драгоценный клинок;  венец
творения Темного Эльфа оставался укрыт за семью замками. Отгремели войны с
истерлингами, затем - с умбарскими Корсарами, еще позже - с харадримами, и
наконец, после Войны за Кольцо, мечу Эола суждено  было  внезапно  обрести
свободу...
   Санделло вздохнул и устало смежил веки. Тонкие длинные  пальцы  горбуна
скользили по темному лезвию... старому воину казалось, что он словно наяву
видит тот день в столице победоносного Гондора, три века тому назад...
   "Веселье и радость царили в  Городе. Ненавистный  враг  пал.  Тьма  -
навсегда повержена, новый, Истинный Король вновь  объединил под  своей
царственной  дланью  Северное  и Южное  Королевства,  время  страха   и
безнадежности кончилось, пришла  пора  отстраивать разрушенные  города  и
поднимать заброшенные пашни...
   Говорят;  Король  Арагорн,  Элессар Эльфийский,  вместе  с прекрасной
супругой своей, Арвен Ундомиэль, Вечерней Звездой эльфов, Дивного  народа,
сидели в тронном зале, верша суд. А в  те  времена,  говорят,  к Великому
Королю попасть было совсем нетрудно, не то что в последующие годы! И  вот
стражники привели к королю некоего юношу, черноволосого  и благородного
обликом. Не кланяясь, стоял он перед  троном  Владык, дерзко взирая на
Элессара.
   - Что привело тебя сюда,  о юноша? -  с такими словами, говорят,
обратился Арагорн к пришельцу. - Лицо твое странным образом знакомо мне...
   Усмехнулся  юноша и  молча показал  Великому  Королю  две   половинки
разрубленного рога, что был оправлен в серебро.
   - Рог... рог Боромира? - вскричал Арагорн, и даже пресветлая Арвен  с
изумлением взглянула на гостя. - Откуда он у тебя?
   - Приглядись повнимательнее, правитель, и ты тоже,  правительница!  -
сурово ответил юноша.
   Сдвинул грозно брови Великий Король, ибо дерзким казалось ему поведение
гостя; но Арвен Ундомиэль подняла на него глаза, и  кроткий ее взгляд
смягчил сердце Элессара.
   - Он сын Боромира, сына Дэнетора,  последнего  Наместника  Гондора,  -
промолвила Арвен, ибо  умела,  как и  все Перворожденные,  читать   в
человеческих сердцах. - И в душе этого юноши гнев на тебя, мой король. Не
отвечай ему тем же, прошу тебя.  Будь  с ним  ласков, и  тогда...  тогда
грозная тень, которую провижу я, минует нашу страну...
   Тихим голосом произнесла все это Владычица Арвен, и не  знал  гость,  о
чем идет речь между повелителями; и необузданный нрав, унаследованный от
отца, заставил юношу отверзнуть уста:
   - О чем шепчетесь, вы, обманом захватившие престол моего  отца? О  чем
шепчетесь, вы, не помешавшие моему деду погибнуть  ужасной,  мучительной
смертью на костре? О чем шепчетесь, вы, из небытия явившиеся в этот город,
который предки мои блюли поколение за поколением?..
   И еще много иных слов произнес  сын Боромира,  гневных и  неразумных,
обвиняя Великого Короля в захвате власти. Молча внимал ему Арагорн.
   - Почему погиб мой отец - погиб от руки жалких орков, в то время  как
все остальные живехоньки? И почему ты не оказал ему помощь, когда он звал
тебя? Ведомо мне, ты хотел его смерти! Потому что по древнему праву должен
был он, отец мой, Боромир, сын Дэнетора, править Минас-Тиритом, а  не  ты,
посаженный на престол этим бродягой в серых лохмотьях!
   Сильно  гневался  Правитель  Арагорн,   Истинный  Король,  Носитель
Возрожденного Меча - но Владычица Арвен  взглядом  всякий  раз сдерживала
его. И, не став возражать гостю, так молвил Король Элессар:
   - Скорбь помутила твой разум, юноша. Боромир был  доблестным  воином  и
пал тоже доблестно. Да падет на меня проклятие Валар, если хоть словом или
даже мыслью оскорблю я его память! Приходи ко мне снова через  семь  дней,
когда рассудок твой возобладает над чувствами.
   - Ага! - воскликнул гость, так и не назвавший королю своего имени. - Ты
боишься спорить со мной! Значит, все, что я говорил, - правда! Ты  боишься
осквернить уста ложью здесь, в священном зале Гондора!
   - Нет, воистину горе слишком  сказалось на тебе,  - покачал  головой
Правитель Арагорн. - Завтра ты устыдишься сказанного, я не сомневаюсь. Ты
противоречишь сам себе. Если я такой ужасный лиходей, каким ты изобразил,
едва ли для меня что-то значила бы святость какого-то там зала. Я не спорю
с тобой не потому, что мне нечего  сказать,  но  потому, что  слушать ты
сейчас все равно ничего не будешь. Ты  пришел  сюда  бросить мне  в лицо
гневные слова, ты пришел в надежде, что я отвечу тебе гневом,  - но ты
ошибся. Можешь уйти невозбранно, а через семь дней,  как я  и сказал,  -
возвращайся! Я очень хотел бы помочь тебе...
   - Скорее, я бы принял помощь Саурона! - последовал гордый ответ.
   И юноша ушел, а три дня спустя вызвал Великого Короля на поединок.
   "Боромир, сын Боромира, сына Дэнетора, законный Наместник  Гондора,  -
гласил свиток, доставленный Великому Королю, - вызывает на бой до потери
жизни Арагорна, сына Арахорна, именующего себя Королем Арнора и Гондора".
   И много бранных слов было присовокуплено к этому письму...
   Никто не ведает, что говорила царственному супругу Владычица Арвен, но
Великий Король принял вызов.
   Говорят, что на широком дворе Цитадели сошлись они, и ничьи  глаза не
видели их поединка. Но Мудрым ведомо другое: прежде чем закрылись  ворота,
поднял молодой Боромир меч высоко над головой, гордо  вопрошая  Арагорна:
ведом ли ему этот клинок?
   Одного  взгляда хватило  Властителю  Элессару, чтобы  узнать  оружие.
Знаменитый меч Эола Темного  Эльфа,  невесть как  оказавшийся в  руках
молодого и неукротимого воина. Пожалуй, силой своей  он  превосходил даже
Ардарил короля... Но не стал Арагорн уклоняться от схватки или  требовать
замены оружия на равное,  хотя  и имел с  собой простой, ничем  не
примечательный клинок.
   - Украденное не приносит счастья, - лишь заметил  он  спокойно, и  это
было последнее, что  слышали люди в  Цитадели,   прежде  чем  ворота
захлопнулись.
   А потом ворота открылись, и вышел из них только Король Арагорн...
   Слуги видели пятна крови на камнях двора, но никто не дерзнул спросить
Правителя Элессара,  чем же закончился поединок и  куда  исчезло тело
несчастного Боромира, которого с тех пор никто не видел ни в Гондоре, ни в
Арноре, ни где-либо еще  в пределах Закатных Земель.  Вместе  с юношей
бесследно исчез и меч.
   Никому и никогда, до самой смерти, так и не рассказал Великий Правитель
о том, что же произошло тогда во дворе Цитадели, кроме одной лишь  супруги
своей, королевы Арвен Ундомиэль, но и она свято хранила тайну..."
   Санделло рывком поднял голову. Да, так оно все и было - или почти так.
Никто уже не разберется теперь в событиях  трехвековой давности.  Но  меч
Эола в свой час достался Олмеру, золотоискателю  из  Дэйла -  задолго то
того, как он сделался вождем Эарнилом и Королем-без-Королевства...
   А теперь этот меч лежал перед горбуном Санделло.
   Лицо старого воина было мрачно. Порой  казалось, что  он  взирает на
оружие без всякого благоговения, едва ли не  с ненавистью.  Да, Санделло
берег его, но при  этом, быть может, ненавидел  даже  сильнее,  чем то
проклятое Кольцо, сгубившее его повелителя и потом, уже после  победы, по
доброй воле отданное невысоклику  Фолко Брендибэку.  Тогда Олвэн  еще
слушался его, Санделло... И его  удалось убедить, хотя весьма неохотно
расставался он с проклятым Кольцом...
   - Куда ты ведешь меня на  сей раз, меч? -  прошептал горбун,  почти
касаясь губами холодного черного металла. -  Какая Сила там, на Юге,
вернула тебя к жизни, вновь вдохнула в тебя жажду  крови?  Я знаю,  мне
ведомо, что темная душа твоего создателя все еще живет в тебе... Я  знаю,
что лишь рука моего господина достойна была твоего эфеса! Я знаю,  что ты
радовался, разя эльфов у стен Серой Гавани, ибо не простил ты им гибель
выковавшего тебя мастера!.. Так поведай же мне  - что  случилось?..  Что
произошло?..
   Но  клинок  по-прежнему хранил презрительное  молчание.  Что  ему,
помнившему все три эпохи Средиземья, этот горбатый смертный мечник!  Что
ему, знавшему руки Маэглина, Туора - да что там Туора, самого  Тургона!  -
Санделло, нынешний его хранитель? Одного, только одного признавал  он  над
собой хозяина -  но  хозяин  этот  уж  десять  лет как  покоился  на  дне
новосотворенного залива, что на крайнем западе Средиземья...
   Горбун не сомкнул глаз до рассвета. Иногда губы его шевелились, и тогда
казалось, что он с кем-то беседует; но, похоже, ответ так и не приходил...
   Утром он свернул свой крошечный лагерь и поскакал дальше. На юг, на юг,
глядя прямо в лицо солнцу, словно конный воин,  грудью  идущий  в бой  с
врагом...


   АВГУСТ, 14, НОЧЬ, ПОЛЕ БИТВЫ В ПОЛУДЕННОМ ХАРАДЕ

   Выбрасывая вперед длинные огненные языки, дивный  ярко-рыжий  пламенный
зверь полз и полз себе вперед, жадно пожирая все на своем  пути; траву,
деревья, остатки  боевых   повозок,  трупы  невольников,   перьеруких,
харадримов, - и, казалось, нет ему ни преград, ни заслонов,  что так  и
пойдет он, никем не остановленный, до самого Моря - да что там до Моря!  -
до самых Мордорских Гор, обратив по пути во  прах  все города и  селения
Великого Тхерема...
   Но нет; лапы, когти и пасть  огненного чудища с  разбегу ударили  в
напоенную влагой стену лесов и... отдернулись. Бессильно  шипели  языки
пламени, однако яркие, сочные листья, стебли, побеги лишь обугливались, не
загораясь. Жар пламени иссушил лесную дебрь шагов на пятьдесят вглубь -  и
умер.
   На  покрытой  пеплом  равнине не осталось ничего живого.  Несколько
уцелевших харадских сотен, подобрав, сколько  успели, раненых, поспешно
отступили по дороге, бросив на поживу огню свой громадный лагерь,  слишком
просторный для крошечной горсти выживших. Перьерукие, кто смог, потянулись
куда-то на юг, вдоль пламенной  стены,  как будто  там их могло  ждать
спасение.
   Огонь прошел еще сколько мог на запад; но и там дорогу  ему преградили
бастионы лесов, а ближе к полуночи из сгустившихся туч  хлынул  проливной
дождь. Последние искры умирали под натиском тугих водных струй;  на  земле
оставалась лишь отвратительная жидкая грязь - размокшие зола и пепел.
   Маленький отряд Фолко укрылся от непогоды под  раскидистым деревом,
которое кхандец назвал _альбаломом_, деревом путешественников. Широкие  и
плотные листья надежно защищали  от  льющейся  сверху  воды, земля  возле
самого ствола оставалась сухой. На мощных, сильно  выдававшихся  из  почвы
корнях было очень удобно сидеть, да что там сидеть! Даже лежать...
   - Это большая удача, - сообщил спутникам  Рагнур. -  _Альбалом_  редко
встречается так далеко на юге. Здесь мы в безопасности... по крайней мере,
ядовитые твари к нам не подберутся - запаха  _альбалома_ они  не  терпят.
Спать можно спокойно.
   - Что-то раньше ты нам ничего не говорил о ядовитых тварях! - поежился
Малыш, имевший крайне сложные отношения с местными летающими,  ползающими,
прыгающими, бегающими и иными неразумными созданиями.
   - Не говорил, не говорил... пугать не хотел, - проворчал кхандец. -  А
вот это видел?
   В руках проводник держал толстую, распушенную веревку. Ею он каждую
ночь окружал лагерь, и на недоуменный  вопрос  Фолко ответил  лишь: мол,
спать спокойнее будет...
   - Она-то у меня как раз отваром коры _альбалома_ пропитана. Протяни ее
по земле вокруг стоянки - и  тебе  нечего  бояться...  Скорпионы там  или
_пругасты_ нипочем не перелезут. От их укуса противоядия не знают  ни  в
Кханде, ни у нас, в Умбаре...
   - Тьфу, пропасть! Расплющи тебя Хругнир за такие рассказы на ночь!  -
сплюнул Малыш. - Пугает тут еще...
   Фолко улыбнулся в темноту. Малыш, боящийся страшных историй на ночь,  -
на это стоило поглядеть.
   Затеплился огонек костра. Несмотря на сильный  ливень, под  пологом
листвы _альбалома_  оставалось  сухо. Торин  пристроил  над  пламенем
закопченный котелок  и пригорюнился,  подперев  голову  могучим кулаком;
борода гнома смешно задралась, но даже насмешник  Строри  не  рискнул
пройтись на этот счет.
   За будничными походными хлопотами они  старательно отгораживались от
мысли, что потеряли Эовин. Никто не мог выжить в том пекле,  что бушевало
над равниной всего лишь несколько часов назад.
   Хоббит лежал на спине, и жесткий корень _альбалома_ казался мягче самой
лучшей хоббитанской перины. Он словно наяву  видел вспыхнувшую  золотую
искру волос Эовин - за миг перед тем, как  повозка ворвалась  в пламя;
невольники предпочли честную мучительную гибель в огне жуткой  и позорной
смерти от рук озверевшего врага. Эовин... тонкая, словно тростинка, -  и
крепкая  духом,  точно стальной клинок.  Эовин,  бросившая Рохан  ради
приключений и... нет, об этом лучше не думать! Лучше убедить себя, что все
привиделось, показалось, почудилось... Девушки уже нет. И  они встретятся
разве что... разве что после Второй Великой Музыки Айнур, когда  замысел
Единого будет наконец воплощен здесь, в Королевстве Арда, затерянном среди
бесчисленных звезд Эа...
   "Двери Ночи... - думал хоббит. -  А за ними -  пустота...  холодная,
всепроникающая; безмолвная... Пустота, забвение,  черное  беспамятство...
Эльфы говорят о "подарке" Единого... После телесной гибели Перворожденные
воплощаются здесь, на земле, - а люди? Неужто их ждет такая  же  судьба?
Только не здесь - там, в конце тайных путей, что  берут свое начало от
Дверей Ночи... И Ниенна оплакивает,  наверное, каждого  уходящего этой
скорбной дорогой, но что значат слезы ее? Или они смягчили боль  ожогов  в
последние минуты Эовин? А если нет - то к чему они?..
   Ты виноват в ее смерти, Фолко, - с  беспощадной прямотой сказал себе
хоббит. - Ты и никто другой. Мог ведь не брать девчонку с собой - но нет,
поддался на уговоры гномов, а почему? Да потому, что хотел поддаться. Уж
больно льстил тот восторг, с каким глядели на тебя..."
   Тянущая, сосущая боль не отступала, и он знал, что теперь ему придется
вечно оставаться с ней - до самого конца его земного пути, а быть может,
не отпустит и по ту сторону Гремящих Морей...
   "Однако, клянусь бородой Дьюрина, ты обязан справиться  с этим!  Пусть
боль и скорбь пребудут с тобой - но они  не  должны  лишить  тебя  силы.
Главная цель не  достигнута, назавтра предстоит  тяжелый переход  через
выжженную степь - ты должен выдержать!"
   Усилием воли хоббит заставил боль отступить.
   - Эгей, что пригорюнились? - Он знал, что говорит натянуто-весело, но
ничего не мог  уже сделать  с собой. -  Хватит  бородами  землю мести,
почтенные! Скажите лучше, что произошло во вчерашнем сражении?
   Торин поднял глаза, словно очнувшись ото сна:
   - Во вчерашнем?
   - Ну да! В жизни не видывал ничего более кровавого... и дикого.
   - Это точно! - эхом откликнулся кхандец. - Никогда б  не  подумал,  что
такое на свете бывает...
   - Слишком много нелепиц, - продолжал хоббит. - Перьерукие - откуда их
столько? Идут лавиной, без строя, словно сам Моргот гонит, а задуматься не
дает. Четверти войска хватило бы, чтобы покончить  с этими  повозками,  а
остальные не оставили бы от харадримов и мокрого места!
   - Тхеремцы тоже хороши, - подхватил Торин. - Где все их войско? Почему
невольники? Зачем оборонять уже обреченную землю?
   - Не такую уж, как выяснилось, и обреченную, - возразил Маленький Гном.
- Харадримы, конечно, своих тоже почти всех положили - а перьерукие где?
   - Кабы эти перьерукие не были такими дураками... - начал Торин.
   - Какие есть, с теми и дело имеешь, - оспорил Малыш. -  Верно,  знали
харадримы...
   - Что враги их глупцы? Тогда  отчего  ж раньше не остановили?  - не
унимался Торин. - Откуда тхеремцы могли ведать, что  перьерукие  все,  как
один, кинутся разносить по досочкам повозки? Что  ни  один  из  них не
продолжит атаку? Это ж ведь бред первостатейный был - возы те пускать...
   Малыш пожал плечами:
   - Фолко б, наверное, сказал: "Мол, Свет виноват..."
   - Может, и виноват, - отозвался хоббит. Казалось, он уже терял  интерес
к им же начатому разговору, а пальцы его нетерпеливо теребили эльфийский
перстень. - Откуда нам знать?..
   - Ну и странно же тогда сей Свет у тебя действует,  - покачал  головой
Малыш. - На нас - в общем-то никак... А  Эодрейд,  почитай,  совсем  ума
лишился... Эльдринги вроде ничего,  и,  чтобы харадримы  друг  с другом
дрались, я что-то не приметил.
   - А вот хазги войной на Рохан пошли, - заметил Торин.
   - Во-во! И я к тому же! - обрадовался  Малыш.  - На одних, выходит,
действует - а на других нет?
   - Так ведь и Кольцо на всех по-разному действовало. - Фолко  подбросил
поленце в угасающий костер. - Бильбо вон сколько им лет владел! А Боромир?
В пару месяцев от одной  его близости потерял  рассудок! Да и  Дэнетор
тоже...
   - Эй, вы это о чем? - удивился Рагнур.  - Какое  такое Кольцо?  Какой
такой Дэнетор? Имя вроде бы как гондорское...
   - Долгая история... - отмахнулся Торин. - Потом как-нибудь расскажем...
когда поспокойнее будет. Ну, друзья, спорить мы тут еще долго  можем -  а
вот куда завтра двинемся? К Морю?
   - К Морю я провести берусь, - заметил Рагнур. - На  юг  - едва ли.  Я
здешних путей не знаю...
   Фолко опустил голову. Да, их первоначальный план -  выйти к  Морю  и
дождаться помощи от Морского Народа - был, наверное, самым верным. И  все
же... некое странное чувство подсказывало хоббиту: дорога на юг отсюда
окажется легче, несмотря на то что  идти  придется  через изглоданную  и
опустошенную огнем землю. А кроме того...
   - Я сейчас.
   Перстень, заветный перстень, бесценный дар эльфийского принца! Ты ведь
можешь подсказать, жива ли еще золотоволосая роханская девчонка, или кости
ее смешались с костями иных невольников в одной большой могиле,  прикрытые
лишь тонким слоем  пепла -  да  и тот, наверное,  уже смыло  вчерашним
дождем...
   Радужный мотылек легко вырвался из  каменного обиталища. Затрепетали,
разворачиваясь, разноцветные крылья,  и темные ночные небеса ринулись
навстречу.
   Они оказались воистину темными. Над искалеченной огнем равниной словно
бы разлегся ядовитый туман -  туман из вопящих  в последней  муке  душ
погибших на поле брани бойцов. Бесплотные призраки тянули длинные  руки  к
дивному существу, точно оно способно было уберечь их от ужасов пути  через
Двери Ночи. Усилием воли Фолко гнал это свое крылатое "я" вперед, гнал, не
обращая внимания на вспыхивающие по всему  телу  мелкие, но донельзя
болезненные ожоги - он словно продирался сквозь тучу огненных стрел.
   Воля хоббита гнала радужного  мотылька  все дальше и  дальше, сквозь
темный, словно наполненный взвихренным пеплом воздух. Ничего...  ничего...
ничего... И вдруг - искра!
   Искра среди черных холмов,  крошечный живой  огонек; мотылек  ринулся
вперед, словно пущенная стрела.
   Искорка тотчас погасла.
   Фолко едва  сдержал стон разочарования. Почудилось...  показалось...
привиделось... и неудивительно после такого дня... Неужели? - с  последней
надеждой вглядывался он в сумрак...
   Разочарование швырнуло хоббита обратно в реальность; он обнаружил себя
сидящим  возле    старого,    жесткого    корня   _альбалома_,   дерева
путешественников.
   Гномы и Рагнур заняты каждый своим, никто  не  смотрел на хоббита,
понимая, что поиски его напрасны и что он вернется лишь с горькой болью  в
сердце...
   - Нет... ничего нет, - заставил себя выговорить хоббит.
   Торин глубоко вздохнул. Малыш потупился, неколебимо веривший  в Судьбу
Рагнур развел руками - мол, против Судьбы не попрешь.
   - Не ты один виноват, брат хоббит, мы тоже повинны. - Торин  шагнул  к
Фолко, сел рядом.
   - Ладно! - срываясь, выкрикнул Фолко. - Что  было  - то было;  ее...
Эовин... уже не вернешь. Надо решать, что дальше!
   - Так мы ж вроде как начали говорить, - удивился Малыш. - Я так мыслю:
ничего нам не остается, как к Морю идти. По-моему, на  Юг  лучше по воде
пробираться. Вернемся в Умбар, найдем способ...
   - К тому времени, может  статься,  уже и  Умбара-то -  ищи-свищи,  -
возразил Фолко. - Не ровен час схватятся они с Харадом...
   - Ты ж сам видел, сколько тхеремцев тут полегло, -  оспорил Рагнур.  -
Что ж они, избезумились совсем - на умбарские стены лезть?
   - Может, и избезумились - нам-то откуда знать? - заметил Торин. - Вон,
перьеруких возьми - это ж как их притиснуть надо было, чтобы они  все на
смерть бы пошли!
   - Добавь еще - откуда там огонь взялся, - прибавил Фолко.
   - Огонь? - опешил Торин.
   - Он самый. Ну, чего так глядишь, точно я - не  я,  а дохлая каменная
крыса на дне бочонка с пивом? Где  ты  видел такое  пламя,  чтоб  спалило
эдакую прорву трупов? Это ж сколько леса на  погребальные  костры  извести
надо! А у нас тут - ничего, голая равнина, редко когда деревце попадется,
одна трава... Вспомни, как полыхало!
   - Слушай, а ведь и впрямь! - удивился Малыш. - Как это мы проглядели?
   - Я и сам об этом только что подумал, - признался  Фолко.  - Тогда...
иным голова занята была.
   - Чародейство? - тотчас откликнулся Рагнур.
   Хоббит с сомнением покачал головой:
   - Кому теперь тут волшбу-то творить...
   - Когда  появился  Олмер,  все тоже только и  говорили: "Кому  тут
теперь..." Чем дело кончилось? - проворчал Малыш.
   - Вот-вот. А мы собрались к Морю... - невольно вырвалось у Фолко.
   - Куда ж еще? - искренне поразился Маленький Гном. - Не через  пустыню
же?
   Фолко промолчал. Сердце подсказывало, что надо идти на юг... но друзья
правы: пробиваться сквозь безжизненную равнину к горам, не зная троп через
перевалы, - чистой воды самоубийство.
   - Куда двое... то есть трое - туда и  один, -  счел  нужным  напомнить
Торин старый завет их отряда.
   Фолко опять отмолчался.
   Ночь они  провели под  деревом путешественников,  а когда  рассвело,
двинулись на запад, к Морю.

к оглавлению